[dawg]

Из жизни олигархов
Автор: Глеб Пелоткин
[ принято к публикации 11-01-2007 09:44 | Raider ]


Все жители Москвы сталкиваются с этой социальной группой ежедневно. Попробуем подробно описать быт, привычки и традиции среднестатистического московского олигарха.

Любой уважающий себя олигарх любит одеваться в эксклюзивную одежду из самого большого мультибрендового бутика Москвы – Черкизона. Чёрная кожаная куртка, чёрная вязаная шапочка с обидным названием «геевка» или того хуже «петушок» (но олигархи выше этого, ведь они же и придумали это название), брючки или джинсики и естественно ботиночки с пряшечкой и квадратным мысом в белых солевых разводах. Даааа настоящим олигархам некогда следить за обувью. Дополняет прикид неизменная барсетка подмышкой и мобильный телефон со встроенной фотокамерой, Джи Пи Эресом, инфракрасным портом, полифоническим звонком (естественно из саундтрека к кинофильму «Бригада») и кривым мегафоновским номером.

Любимая машина всех олигархов – тонированная девятка и они никогда не пересядут на иномарку, это невозможно! быть может, когда-нибудь в их жизни появится тонированная десятка, но не иномарка, ибо все олигархи – патриоты отечественного автопрома. У олигархов отличный художественный вкус, поэтому их девятка чаще всего представляет шедевр дизайнерской мысли, всё сделано по индивидуальному проекту: спойлеры, антикрылья, всевозможные мигалочки и примочки в салоне, довершают композицию смешные наклейки. Кто сказал, что он спрятал царапину или кузовной дефект, офигели чмошники! это хендмейд ######е!

Многие олигархи – гонщики, не хуже Шумахера. Их увлечение, естественно, отразилось на тонированной девятке (чаще восьмёрке): «шашечки», спортивный глушитель, маленький руль со вставочками и эмблема в стиле "Сашок-уличный гонщик" или "бандит"… ну собственно и всё. Соревнуются они на светофорах со всевозможными лохами на своих ссаных мерсах, бумерах и тойотах. Вот сидит такая лохушка в своём мерсе на автомате, красится глядя в зеркальце, а в левом ряду рычит и мечется бешенная девятка, лохушка и не в курсах будет, что удостоилась чести соревноваться и проиграть лучшему гонщику района.

Олигархи – люди занятые, постоянно куда-то торопятся, а все вокруг им мешают. Упаси вас замешкаться на светофоре и стоять при этом перед машиной олигарха, каждая доля секунды задержки будет встречена грозным бибиканьем и грязными ругательствами. Олигархи в выражениях не стесняются. На дороге они мечутся, перемещаясь из ряда в ряд, подрезая и обгоняя всё вокруг, а че лохи не едут, понакупят говна и топчутся на одном месте. Если вы пешеход и хотите перейти дорогу по пешеходному переходу, а навстречу несётся олигарх на тонированной девятке, ни в коем случае не рискуйте, пропустите его, вы же хотите жить. Олигархи на знаки не отвлекаются, ПДД для лохов, у которых не было денег, чтобы купить права.

Все женщины знают, что лучший ухажёр – это олигарх. Только он будет впечатлять её дорогими ресторанами с самым быстрым в мире обслуживанием. Дарить самые дорогие шоколадки и трахать в самых романтичных местах, например, на заднем сидении покрытом леопардовым покрывалом под не менее романтическую музыку Круга, Вороваек, Ежовой.

Ненавидят олигархи две вещи – «хачегов» и «ментов». Но ментов ненавидят меньше, потому что многие олигархи работают в мусарне (а че делать, надо же на что-нибудь жить среднестатистическому олигарху). Как говорится от ненависти до любви один шаг, чурок они ненавидят, но одеваются, покупают еду и отдыхают они именно у них. Вот пойдут, купят арбуз, скушают и скажут: «ненавижу чурок! завалить их всех нада и арбузы у них говно». Лишнее подтверждение тому, что все олигархи – патриоты!

С уважением, среднестатистический олигарх.

[dawg]

Весьма интересный рассказ, вот как бы проверить на самом деле ли всё это правда.
Неужели на Кубе больше уважают канадский бакс нежели америкосовский?
Так или иначе ... стоит задуматься.


Уроки реальной экономики от дядюшки Саддама. Автор: Saddam
[ принято к публикации 09-01-2007 03:04 | Бывалый ]


Каждому человеку, рано или поздно приходит понимание о необходимости помогать ближнему своему. Да. Я не исключение. Как-то, вытирая свой член о волосы 17-ти летней мулатки, стало мне грустно за вас. Как вы там, сладкие мои жертвы борьбы, с корпоративными издержками? Тяжело ведь наверно живется, откладывая пол-зарплаты, чтобы вывезти раз в два года свою, уже подернутую целлюлитом пассию, в Геленджик, или чо там у вас… Заплакал я, и стал думать за вас. Придумал конечно. Хер-ли, мне не жалко. Слухай меня внимательно, мой юный, частично образованный дружок.
Для начала, тебе надо посетить банк и взять кредит. Благо дают их сейчас даже таким ушлепкам как ты. Ну или занять у тещи там или еще кого. Много не надо, тыщь триста хватит. Не бздеть! Все вернешь, до копеечки, если меня слушать будешь внимательно. Из полученных средств, ты приобретаешь авиабилет до Кубы. Это примерно 40 000 руб. С остальными денюжками ты быстро идешь на биржу и покупаешь там Канадские Доллары. На сегодняшний день, должно это составить около одиннадцати с половиной тысячь. Достав свои плавки "Олимпиада 80" и въетнамки с шортами ты, мой дорогой защитник должностных инструкций, отправляешься в аэропуэрто, где выжрав как положено, для храбрости, самой дешевой водки, устремляешься ввысь. Через 14 часов полета ты оказываешься в аэропорту города Гавана и пройдя несложные даже для тебя, таможенно-пограничные процедуры, вступаешь на благословенную Кубинскую землю. Не выходя из аэропорта, ты меняешь все свои деньги на местные конвертируемые пессо, они же «куки». Текущий курс Канадского доллара к «куку» около 1,28. В итоге ты получаешь их около 15 000. В этот момент, мой дружок, отложи в дальний кармашек своего рюкзака Adidas что-нибудь около 10 000. Далее, ты берешь такси и просишь привезти тебя в самый лучший отель Варадейро. Стандартный номер в любом из них стоит не дороже двухсот «куков» в сутки.
На оставшиеся три с половиной тысячи «куков» ты проживаешь неделю своей жизни так, как не жил никогда. Яхты, мулатки, кокаин и сигары мелькают вокруг тебя волшебно-бесконечным калейдоскопом. Ну, или,……… мотороллер, Кока-Кола, Журнал Плейбой и сигареты Ялта. Тут уж все в твоих руках, друк мой. При средней зарплате на Кубе 2$ в месяц, это действительно приличная сумма… ВАЖНО!!!! В этот, самый счастливый момент твоей скудной жизни, вспомни меня добрым словом!!!
После недельной вакханалии, ты возвращаешься в аэропорт и меняешь оставшиеся «куки» на Евро (можно замутиться на доллар, он там еще дешевле, но это гемор и уголовно наказуемое деяние) Если ты не сильно залез в припасенную заначку, то у тебя остается, что-то около 11 000 Евро. В аэропорту ты с благодарностью покупаешь мне коробку моих любимых Partagаs 2 и летишь на родину, возвращать долги и лечить трихоманоз. Вот так, примерно.
Аста Лависта Шанкр и всио такое.

[dawg]

Хм .... рекомендовано. Букв много канеш. Лично мне понравилось, правда без хеппи енда и как бы не место в юморе, но .........

Идол
Автор: Иезуит Батькович
[ принято к публикации 02-01-2007 12:06 | Cфинкс ]


- Убирайтесь все к черту!
- Открывай, Ом, не дури! Через полчаса твой выход!
- Пошли вон! Вы мне надоели! Я ненавижу вас! Оставьте меня в покое!
- Ом! Ом! Открой! Что нам делать с ним?
- Эта тварь хочет сорвать весь концерт, организованный за мои деньги! Мои деньги!
- Где его агент? Где агент я вас спрашиваю?
- Ломаем дверь?
- Рано.
- Вон! Вон! Я не хочу вас видеть!
- Да сделаете вы уже хоть что-нибудь, время не резиновое!
- Кто вообще оставил его одного? Его нельзя оставлять одного, нельзя! Вы что не знаете?
- Ом, открой! Открой по хорошему, тебе же все равно выступать, все равно не отвертеться.

Руки трясутся слишком сильно. Плохо. Они скоро взломают дверь и вытащат меня на сцену. Этого нельзя допустить, я устал, еще одно выступление убьет меня. А раз оно убьет меня, так лучше уж сделать все самому. Не слушать их криков, не отвлекаться на их просьбы и угрозы. Черт. Это сложнее чем я думал. Я думал меня возьмет та доза дури, которую я принял, думал будет летальный исход, но этого оказалось мало. Организм мой оказался крепче чем я рассчитывал. А делать надрезы на руках самому… гадость. Не переношу вида крови, уколов, ножей, всего-колюще режущего. Какого черта меня не укатала вся эта дурь? Почему мое сердце не лопнуло, почему выдержали все микрососудики в мозгу? А теперь еще кроет… о мой бог… кроет…. И руки… и кислотные пятна перед глазами… и память… память возвращает меня назад… и лезвие все никак не отыщет вожделенную дорогу к вене. Память. Когда ты на вершине мира, когда твое тело лопается от всеобщей любви и обожания, когда на твоем пике нет никого кроме тебя самого и ты одинок и бессилен, как предвечный Дух у тебя остается лишь память.

Все что произошло со мной от физического рождения до рождения второго Истинного было серым, муторным, скучным ничего не значащим. Я ничего толком даже и не помню о том времени. Не помню ни детства ни юности. Так… Пыль одна… Маленький городок в серой пыли, пыльный домик, пыльная семья. Я был как все и жил как все. Жил как амеба, как алгоритм, заложенный в простенькую программу. Был каменно спокойный и абсолютно мирный. И сам я ничего, совершенно ничего из себя не представлял. Человек-тень, человек-сумрак, человек-без-лица, человек-из-толпы, человек-пустое-место. У меня были лишь книги по эзотерике и философии, друзья обожающие рок-н-ролл и старенький кассетный магнитофон с хорошими записями. Все это тоже было покрыто пылью. Или мне это уже теперь так кажется.

- Что будем делать? Ломать?
- Да, пожалуй… Уже ничего не остается кроме как ломать…
- Не забудьте сказать тем немцам на разогреве, чтобы протянули свое огненное шоу еще хотя бы на полчасика-час… Сами видите как получается…
- Да и доктора сюда позовите, хорошо?
- Где же агент… Только он может справиться и привести этого психа в чувство. Мировая знаменитость… Ом… Выдумал же себе имечко, дегенерат!

Голоса доносятся издалека. Я отделяюсь от них. Они извне, извне, а главное сокрыто внутри… Но руки тоже извне и глаза извне… И все что извне покидает меня отдаляется… я уже не могу держать бритву в руках, не могу говорить… не могу слышать и двигаться… я заваливаюсь на бок, лезвие выскальзывает из ослабевших ладней… почему эта слабость накатывается именно сейчас? Почему Память? Почему не абстрактные кислотные грезы? Почему Память, вытягивающая все жилы, ранящая душу? Образы, картинки, лица, слова, дороги, песни… Память увлекает меня за собой…

А когда мой дом сгорел вместе с родителями и сестрой я не стал начинать все с начала. Я долго бродил по пепелищу. Долго молчал. Не плакал и не выкрикивал ничего. Молчал. И наконец в тупом обыденном безмолвии духа, в роении суетливых пожарных и копов, в промозглом сыром небе я почувствовал в себе ЭТО. Я проигнорировал те бумаги, что мне надо было заполнить, ушел ничего не говоря из здания департамента, зашел в магазин и на все оставшиеся в кошельке деньги купил себе электрогитару, ту о которой всегда мечтал. Попросил ручку у продавца и записал свою первую песню - «Ом мани падме хум». Так случилось мое Истинное рождение.

Громкий хруст вырванных с мясом дверных петель. Я хочу укрыться, спрятаться, я уползаю под стол. Стол стеклянный… Палево… Они достанут меня и заставят выступать. Будь проклята эта слабость! Будь прокляты они все… тихо поскуливаю из темноты, пока они переворачивают вещи в гримерке и потрошат шкафы в поисках меня. Память…

Я ушел из города. С меня хватило пыли. Я бродил по чужим местам, играл на гитаре в маленьких клубах. В шестидесятые меня бы наверное назвали хиппи, но в свое время я был просто грязным бродягой, подозрительным маргиналом, однозначно антисоциальным элементом. Прохожие порою брезговали даже просто прямо глядеть на меня. Но мне было наплевать. У меня было очень много свободного времени и я думал, читал, писал песни и совершенствовался в игре, осваивая новые аккорды и соло. Иногда я писал по песне в день. Это был чертовски продуктивный для творчества период.

- Агент уже здесь?
- Да сейчас будет.
- Что ему вкололи? Он сможет выступать?
- Будет он выступать, будет как миленький. Я слишком много вложил в этот концерт.
- Нет, ну посмотрите на него! У него взгляд стеклянный, он же обдолбан вусмерть! Куда его таким выпускать?
- Отброс он и есть отброс. Его нашли чуть ли не на помойке. Жемчужина в навозе, чтоб его. А тот кто вырос в дерьме никогда не отмоется, чтоб там не говорили о всеобщем равенстве.
- Доктор, он хоть понимает где находится?
- Где агент? Где черти носят этого мудака?

Нашли. Выцепили, выманили, вытащили, выцедили, вывернули… Сколько еще есть слов начинающихся на «вы»? Вы и я. Вы никогда не поймете меня. Вы только и умеете делать что жрать и пытаться до вас достучаться гиблое дело. Но я пытался. А что в итоге? Медсестра с льдисто-голубыми глазами северной валькирии держит меня за руку. Я утопаю в ее белом халатике. Люблю белый цвет - он близок к свету. Утопая в белизне я утопаю в памяти… Память… Роняю голову на грудь, из уголка рта бежит струйка слюны… Память…

Строчки, буковки, слова, ноты, табулатуры. У меня было семь толстых тетрадей заполненных песнями, когда я встретил агента. У меня в сумке валялось уже целых два диска, записанных вместе с такими же отбросами как я на чужих студиях в ночное время. К этому времени я уже назывался Омом и был, можно сказать, даже широко известен в неких узких кругах. Очень узких кругах. Меня объявляли перед выступлением как «Ом», и если после концерта в клубе ко мне подходили люди и заказывали мне пиво «за хорошую игру», мне приходилось объяснять им, что Ом – это моя фамилия. Так было проще. Те кто знали и понимали о чем я пою не задавали вопросов и не спешили ставить мне пиво. Тогда еще и в помине не было никакой группы. Я был один. И тогда был один
и сейчас один, хотя имена всех участников всех составов «Человека из Галилеи» помнит наизусть каждый фанат.

Агент также как и другие подошел ко мне после концерта в каком-то очень маленьком клубе, даже не помню в каком городе. Он заказал мне пива. Темное, моей любимой марки. Хитро улыбался, потирал очки. И не задавал никаких дурацких вопросов. Мы просто пили вместе и молчали. Я пиво, а он свой скотч. Меня вполне устраивало молчание. После третьей кружки он все-таки спросил: «Есть с собой еще песни?» Я вытащил два поцарапанных, залапанных диска. Он достал СD плеер и очень быстро, четко, расчетливо и профессионально оценил услышанное, трача на каждую песню максимум секунд десять-двадцать. Морщился от качества записи. Улыбался своим мыслям, щурился и тихонько кивал. Когда прекратил слушать сказал мне: «Еще есть?». Я достал тетрадь и он быстро пролистал ее. Отложил в сторону, потер виски, прикрыл глаза.

«Слушай сюда парень. Мое лицо тебе вряд ли известно, поскольку я сам не звезда. Я тот кто делает из обычных людей звезд. За многими из тех от чьих рож некуда деться стою на самом деле я, не кумир, не молодежный идол, а так… Скромный рабочий сцены. В тебе есть… хм.. нет, точнее так – в твоих песнях есть то самое, неуловимое и необъяснимое, что случается в музыке дай бог чтобы раз в десять лет. Дай мне время и я сделаю из тебя – конфетку. Мне понадобится от тебя лишь безграничное доверие, остальное предоставь мне».

От него пахло дорогим одеколоном и хорошим трубочным табаком. Он был сильнее и умнее меня. Я почему-то сразу это в нем почувствовал. Он был сильнее и умнее меня. Сильнее и умнее всех кого я видел в этой жизни. Нельзя сказать, что я поддался искусу сразу, я хотел поиграть в игру под названием «свободный выбор», оттянуть ненадолго неизбежное свое согласие. Я сказал, что меня не интересуют подобные предложения. Я сказал, что не верю ему (хотя верил всей душой), сказал, что такие как он вряд ли выискивают будущих идолов в таких дерьмовых местах. Агент улыбнулся и заговорил снова.

«А ты думаешь кумиров молодежи выводят в специальных инкубаторах? Нет… Они такие же люди как и все. И я часто пробегаюсь сам по таким вот заведениям в перерывах между большими проектами. А насчет того, что тебе это не нужно… Знаешь те с кем я работаю делятся всего на три группы. Первые – Ремесленники. Они любят бабки больше чем музыку, делают свое дело и делают его хорошо. С ними не всегда просто, но все понятно. Вторые – Честолюбцы. Для них главное познать славу и прикоснутся собственными руками к бриллиантовым дорогам знаменитости. С этими еще проще, хотя много от них не добьешься. Ну и третьи это такие как ты. Творцы. Вам плевать и на деньги и на славу. Но всякий творец хочет быть услышанным. Те ведь хочешь, чтобы люди просто услышали твои песни? Ты разве не хочешь подтолкнуть их к понимаю того, до чего дошел сам? Хочешь. Я знаю, я вижу. И не надо этого боятся – это естественно… Ты уже согласен, так что давай-ка завтра встретимся и потолкуем уже конкретнее, оформим бумаги и… Хотя стой. Нет. Я кое-что забыл. У тебя полно хороших, прибыльных песен, но начинать с них нельзя. Сможешь написать что-то легенькое о любви? Сколько тебе нужно времени на это? Неделя, две?»

Я достал ручку и написал «Вавилонскую блудницу», один из самых главных будущих хитов, прямо перед ним там же за барной стойкой минут за семь. Еще я добавил, что кроме гитары умею играть на басе, пианино, барабанах, блок-флейте и осваиваю сейчас саксофон. Научился всему за время своего бродяжничества. Он усмехнулся, пробурчал, что я ко всем прочему еще и человек-оркестр и дружески хлопнул меня по плечу. Ему понравились песни. Ему нравился я. А мне нравился он.

- Как там наш кислотный герой? Ему лучше?
- Черт его знает. Он не говорит ничего. Не хочет просто.
- Хотя бы не бьется в припадке и то хлеб…
- Не бьется в припадке говоришь? Да у нас буквально двадцать минут до его выхода! Дольше тянуть нельзя! Народ хочет видеть Ома, толпа беснуется! Вы представляете какой поднимется скандал если он не выйдет?
- Может выпустим за него другого человека? Кого-нибудь из бэк-вокалистов? Оденем как надо, может никто и не заметит ничего?
- Все всё заметят! Это же Ом! Сам Ом, а не третий из второго состава попсовой мальчиковой группы! Что нам делать с этим уродом?
- Ого! Агент наконец-то нашелся. Может он что-нибудь сделает?

Организаторы, спонсоры, охранники, медики, бабы какие-то – все они ходят, вьются вокруг как мухи. Все говорят чего-то. Хотят от меня чего-то. А я ничего от них не хочу. И от себя ничего не хочу. Не хочу на сцену, не хочу петь, не хочу играть. Это все пустое, пустое. Хотел порвать со всем сам и даже этого не смог. Их силуэты плывут у меня перед глазами, их лица вытягиваются, становятся похожими на птичьи маски, одежда превращается в черные, золотые и оранжевые балахоны. Я слышу лишь клекот. А их темных щелей лезут паучьи лапки с маленькими кривыми коготками. Я боюсь пауков и птиц, поэтому весь покрыт татуировками с изображением тарантулов и воронов. Сейчас татуировки оживают и смеются надо мной. Люди в масках что-то хотят от меня. Они чего-то требуют. Я не вижу их лиц. Не слышу голосов. Меня уносит память… Сквозь нее проступает лицо моего единственного друга, единственного настоящего человека в этом птичьем балагане. Это мой агент.

Когда мне довелось узнать, с кем именно работал мой агент до меня, у меня отпала челюсть. Не знать о тех группах и исполнителях можно было лишь в том случае, если ты последние лет двадцать провел в звукоизоляционной камере. Сам он называл большинство из тех проектов «проходящими», или даже «провальными». Он был истинный мастер своего дела, к тому же уверенный в том, что его главные свершения еще впереди. Он действительно не требовал ничего кроме безграничного доверия и я ему верил. Как оказалось ему стоило верить. Всегда улыбающийся, подтянутый, свежий, гладко выбритый он весь излучал спокойствие и уверенность. Я видел как он работает, в основном посредством сотового и ноутбука, и это начисто лишало меня последних сомнений. Он действительно был сильнее меня и умнее меня.

Благодаря ему появилась группа «Человек из Галилеи». Он нашел очень толковых, правильных ребят («они умеют играть, не просто хорошо, а по-настоящему зажигательно»).
Благодаря ему мои песни вознеслись на вершины всех мыслимых и немыслимых топов («старые связи до сих имеют свою цену»).
Благодаря ему у меня теперь чужое лицо («с такой рожей тебе не стать звездой и твои песни даже не захотят слушать»).
Благодаря ему это чужое лицо появилось на плакатах, значках, обложках журналов и газет в телевизоре и в сети («Им нравится, Ом! Черт тебя раздери, им нравится, они хотят еще!»)
Благодаря ему я не сторчался окончательно в первые же пару лет («Тебе нужно просто немного отдохнуть, чуточку, капельку отдохнуть – это не просто хорошая клиника, здесь самые лучшие специалисты»).
Благодаря ему я увидел на частных встречах всех тех, кого можно называть богами массмедиа («скопище напыщенных кретинов! терпи, Ом, мне тоже не всегда здесь нравится»).
Благодаря ему я потерял связь с реальностью, ушел в творчество с головой, был заключен в коконе своих песен и фантазий («зачем тебе утруждать себя организацией финансовых дел? не бойся, я смогу наладить твой быт как следует. Это моя часть работы – твое дело писать хиты»).

Благодаря ему мои песни были услышаны. Их стали петь. И полюбили. А меня захлестнула волна фанатичного обожания.

Его лицо наплывает на меня, укрывает от всех кошмаров, разгоняет хмарь.

- Трудно быть Богом, да Ом? А кто обещал, что будет легко? Поднимайся с пола у нас есть минут пятнадцать, чтобы привести тебя в порядок.
- Я не могу… Я устал… Я не хочу… Они ничего не слышат, не знают и не хотят знать. Для чего? Ведь все что я пишу идет свыше… Не знаю откуда, но это нужно понимать, а не слепо обожать… Я устал…
- Ом возьми себя в руки. Не сейчас. Ты и раньше закатывал сцены, но сейчас это неуместно. Всего один главный концерт. Там на площади собралось полтора миллиона человек, они ждут тебя, скандируют твое имя. Всего один концерт и я обещаю что ты сможешь после него отдыхать так долго, сколько захочешь. Но не подведи меня сейчас. Я разве тебя когда-нибудь подводил?
- Нет…

Он как всегда прав. Закусываю губу, сцепливаю зубы, заставляю себя подняться. Один концерт. Что ж… Можно… Один можно. Я дам им то чего они хотят – пусть видят своего идола. Слепые, глухие, парализованные духовно, способные только жрать. Я дам вам то – чего вы хотите. Один концерт – а после убегу в пустыню или в тибетский монастырь. Не будет больше Ома. Мои тридцать три года словно тридцать три тысячи лет. Наигрался, объелся я вашим обожанием.

- Из тех полутора миллионов есть хотя бы пятьдесят тех, кто понимает о чем ты поешь. Разве не стоит сделать это хотя бы ради них?
- Да… конечно… хотя бы десять…

Шаги даются мне с трудом. «Найдешь среди них десять праведников - пощадишь ли город?» - это строчка из песни «Содом и Гомора». Память подсказывает мне названия и слова, буквы и ноты, те мотивы и те фразы, которые я не забывал даже в самые отчаянные моменты жизни. После первой волны популярности идет волна забвения, увлечения новым и вот тут то все проекты и делятся на проекты «однодневки», не сумевшие пережить первый же удар переменчивой моды и проекты «на века», которые могут быть забыты лишь для того, чтобы вернуться с новыми песнями и программами в любое время.

Я пережил первый период охлаждения последовавший за мега успехом альбома «Единство множеств Элохима». Затем группа вступила в ту фазу, когда любой их новый альбом или сингл становится событием. Еще до встречи с агентом я написал песен на десять лет вперед, но он не разрешал мне исполнять их все и сразу. Я следовал его коммерческому плану, который был мне абсолютно непонятен. В конце концов за все годы проведенные вместе, мы выпустили еще 10 альбомов. «Город праведных людей», «Вавилонская блудница», «Рагна-рок», «Гермес Трисмегист», «Откровение», «Египетские таро», «Дао как принцип движения к Солнцу», «Виракоча друг Койота», «Улис вернулся домой», «Каста неприкасаемых».

Сейчас идет финальный концерт тура, организованного в поддержку последнего альбома «Золотой телец». Я препарировал их сытое тупое общество своим сарказмом в каждой строчке, но никто так ничего и не понял. Кумиры неприкосновенны, даже когда они срут на голову своих почитателей.

Не раз и не два я пытался отвратить людей от их же слепого обожания, оно было мне противно. Я называл их со сцены свиньями, я бил по лицу, когда меня просили об автографе. Один раз я даже в шутку попросил сына мэра столицы (который также был очень неравнодушен к моему творчеству) плюнуть в лицо своему отцу, а потом поцеловать мои ботинки. Он сделал это сразу же.

Если сперва все эти плакаты с чужим лицом принадлежавшем мне вначале меня веселили, то с течением времени они стали меня пугать и злить. Последней каплей была подаренная каким-то модным дизайнером картина. На ней была изображена пародия на «Тайную вечерю». Вместо апостолов за столом восседали Элвис Пресли, Джон Леннон, Оззи Озборн, Боб Марли, Джим Морисон, Курт Кобейн, Сид Вишес, Мерэлин Мэнсон, Роджер Уотерс, Мик Джагер, Фредди Меркурии и Фред Дарст. Бьорк изображала Марию Магадлину. А я был Христом.

«Религиям уже никто не верит, Ом. Правительству тоже не верят. И Церковь и Власть слишком сильно запятнали себя за все время их существования. Рок-н-роллу пока еще верят. Верят ему и верят в него. Это скорее всего оттого, что он еще так молод… А может просто пот Ому, что больше ничего настоящего и не осталось у этих…. Потребителей» - сказал агент в тот день, когда повесил эту работу в моей студии. Он был слегка пьян и очень доволен – он сделал весьма прибыльный заказ на производство плакатов с этим изображением. А я ничего ему не ответил. Я дописывал новую песню. С того дня я начал собирать маленьких идолов. Идолов тех вымерших племен имена богов которых были безвозвратно утеряны. Богов забывают также как и все остальное. Я старался помнить об этом и давил той мыслью свое отвращение к алчущей зрелищ толпе.

А вот уже и сцена. Свет вдалеке. Рев фанатов. Немецкая индастриал группа – кумиры конца девяностых забирают свои инструменты.

- Сейчас перед вами выступит…..

Рев усиливается, накатывается волной. Агент здесь, он со мной, он придерживает меня за руку.

-…. группа….

Поклонники встречают уже вышедших музыкантов новыми громогласными раскатами. Я не могу выйти, что-то словно бы удерживает меня. Мне трудно дышать. Я боюсь, что я не смогу петь. Боюсь, что все слова камнем застрянут у меня в горле. Я бледнею и потею.

Я ВЕДЬ НЕ ЭТОГО ДЛЯ ВАС ХОТЕЛ!!!!

- …..«Человек из Галилеи!»

Цунами, невозможно, невероятно огромное цунами обрушивается на меня вместе с ярким светом софитов. Их энергия, их любовь, их крики, их обожание. Я не вижу лиц, я не вижу глаз, я не знаю ничего ни об одном из них. Это как коллективный оргазм, мегагрупповуха, когда один я трахаю полтора миллиона душ разом и это не считая легионов телезрителей и радиослушателей.

Кто вы? Зачем вы здесь? Что я должен сделать для вас? Сделать вас лучше? Честнее? Светлее? Это невозможно! Я старался, честно старался уже столько лет! Я говорю это вслух? Не важно… Они все равно не хотят слышать…

Начинают играть первые аккорды «Золотого Тельца», моей последней песни с самого последнего сборника. Сейчас еще чуть-чуть и включится автомат. И я смогу отдаться своей привычке и вытравить из себя всю слабость заученными движениями и пением. Сейчас. Что там по сценарию? Ну да… Я одеваю терновый венок, забираюсь на специальное кресло, оформленное в виде алтаря…

Балаган. Шабаш. Долбанная мистерия и я в ее центре. И все они мои ад######ы, посвященные в меня мною, жрущие мою плоть и кровь, называя ее по-прежнему хлебом и вином. Я закрываю глаза и вслушиваюсь в нарастающую мелодию. Скоро я начну петь. Я уже пою. Первые несколько строчек поются на древне арамейском на очень, очень низкой частоте. Это не так просто… Но когда поешь, не важно кто ты и где ты, не важно безродный ты бродяга или кумир многих миллионов. Надо только не переставать петь.

Отдать себя песне, целиком, без остатка.

В грохоте музыки, в реве толпы, в этом шумном пьяном разгульном угаре, за звуком собственного голоса я не расслышал выстрела. Была только легкая боль где-то чуть пониже сердца. В меня не стреляли раньше, но мне казалось это куда больнее. А так… словно иголкой ткнули в ребро. Ну пусть не иголкой, может копьем…

Заваливаясь на бок, зажимая ладонями рану я успел расслышать чей-то безумный крик «Я Бога убил! Бога убил! Я! Убил! Бога! Я!». Еще я понадеялся, что ТАМ меня могут понять. ТАМ мои песни станут слушать, а не принимать все сразу с бесконечным обожанием. Потом все залила чернота.

По дороге в больницу агент подсчитывал возможные прибыли, связанные с посмертным переизданием всего написанного Омом. Были ведь еще песни, которых не слышал никто кроме него и самих музыкантов. Потом проект с перепевами старых хитов новыми модными исполнителями. Наконец процент с сопутствующих товаров, таких как маечки, плакатики и прочая, прочая, прочая. У него были права на все это. «Человек из Галилеи» - успешный проект. Не проходной. Все по закону жанра – лучшая пиар-акция это смерть звезды на пике популярности. Теперь надо решить какому именно аукциону пристроить весь тот хлам, что связан с Омом. Одна только коллекция идолов могла разойтись за баснословные деньги. Агент подсчитывал возможные прибыли и сумма ему нравилась. Вспоминались последние слова, которые выкрикивал тот псих-убийца, прежде чем пустить пулю в лоб себе.

Бога он убил…. Вот идиот-то… Фанат… Фанатик… Ты не убил Бога, придурок.

Ты его создал…



P. S. В стародавние времена у одного маленького племени не было своего бога. Все вокруг уже возносили свои жертвы и просили помощи у высших сил – кто у Одина, кто у Рода, кто у Зевса, кто у Ра, кто у Яхве. А у маленького племени не было своего бога, возможно именно поэтому оно было таким маленьким, жалким и беспомощным. У племени не было бога, но был очень мудрый шаман. Видя, как его народ чахнет без идола, он украл однажды ночью младенца прямо из колыбели матери, а наутро сказал будто бы ребенка унесли ночные твари. Он построил в глубине леса хижину и вырастил ребенка там сам, выходив его козьим молоком и черствыми лепешками. Ребенок никогда не видел неба, солнца, света, людей, лиц, даже своей матери он никогда не видел. Он не мог говорить, не мог держать меч, не мог растить пшеницу. Он ничего не мог и не умел. Он умел только страдать, плакать и кричать от боли и страха, когда ночные твари подходили к хижине слишком близко. Когда мальчику исполнилась седьмая весна, шаман вывел его из хижины, привел на самый высокий в округе холм и перерезал ему горло тупым ножом. Когда из тельца вытекла вся кровь, шаман вынул из тела органы, набил полое тело травами, а кожу покрыл мазями. Он принес ребенка в племя, и люди возрадовались, узрев нового идола. Они сложили из тростника первый Ковчег для тела, носили его везде с собой. Стали приносить ему жертвы, обращались за помощью и советом. Так появился первый бог этого маленького племени. И все в племени были довольны и счастливы.

Все, кроме ребенка, который умер на свою седьмую весну, впервые увидев небо.

[dawg]

И такое бывает, никогда не замечали? Встречали когда нибудь сетевого вампира?

…и новая жизнь.
Автор: Atrey
[ принято к публикации 09-01-2007 20:14 | orlusha ]


Данный чат не является местом, существующим по принципу "заходите, кто желает; говорите, что хотите; делайте, что желаете". В связи со сложившимися традициями в данном чате были приняты определенные правила, выполнение которых является обязательным для всех посетителей чата. Для неприемлящих данные правила рекомендуем поискать более оптимальное место для общения. Принимающим правила гарантируется полная свобода действий в рамках правил и комфортность общения. Ниже изложено…
…………………………………………………………………………………. ..
д.д.т.: Ляпа, я из Ростова
ЯнеОна: Футболист, если нет различий - выставляй…
д.д.т.: Ляпа, а ты
ЯнеОна: Малинка, а варианты какие?))
Футболист: ЯнеОна, в том то и дело что есть....минимальное)))
ненси: Ляпа, в Ростове
Зарегистрирован новый пользователь с именем Флуд
ХОТТАБЫЧ: ЯнеОна, вот ты её и спасла, а теперь она принадлежит тебе!
Малинка: ЯнеОна, спать, приготовить поесть, напиться
ХОТТАБЫЧ: ЯнеОна,
Флуд входит в чат - Thu, 07/09 - 00:23
ЯнеОна: ХОТТАБЫЧ, о, как мне благодарить тебя за это??)
Ляпа: ненси, тебе сколько?
Футболист: ЯнеОна, а может и выставлю…
ХОТТАБЫЧ: ЯнеОна, исполни три заветных желания
Флуд: Всем привет
Зарегистрирован новый пользователь с именем Мария
ненси: а точнее в Ростовской области
Мария входит в чат - Thu, 07/09 - 00:25
ЯнеОна: Малинка, так ...программу для тебя составлю: час-полтора поспать, потом приготовить еду, последний пункт - вычеркиваем!!!)
ненси покидает чат (потеря связи)
Малинка: ЯнеОна, а можно быстренько поесть приготовить... потом напиться быстренько и спать завалиться)))
LFM уходит из чата - Thu, 07/09 - 00:26
д.д.т.: Флуд, хай
ЯнеОна: Малинка, про напиться - вычеркнуть!!!))
Футболист: Мария, привет, как дела?

Я представил себе Марию: высокая со стройной фигурой, немного косолапит, что делает ее сексуальнее, черноволосая, сильно выделяются темно-карие глаза на широкоскулом бледном лице, лицо красивое, но незапоминающееся, улыбки не видно, но она есть - я ее чувствую, чувствую спокойную спело-вишневую (ФУ! Пошлятина) улыбку.

Мария: Футболист, привет :) Нормально. Ты-то как.
Футболист: Мария, норма. А ты кто?
ЯнеОна: ХОТТАБЫЧ, я ж не золотая рыбка..)
Мария: Футболист, я - охотник. А ты, неужели, настоящий футболист?
Малинка уходит из чата - Thu, 07/09 - 00:28
Футболист: Мария, Охотник? А почему охотник, а не охотница?
Футболист: Мария, Я, вообще, ненастоящий…
д.д.т. покидает чат (потеря связи)
Мария: Футболист, Охотник не имеет рода. Ты можешь, быть охотником или нет. И это не зависит от внешних факторов. Как понять - вообще ненастоящий?
ХОТТАБЫЧ уходит из чата - Thu, 07/09 - 00:30
Футболист: Мария, охотник на птичек райских, зверушек ИЛИ ты охотишься за чем-то посерьезнее? ЗА ГОЛОВАМИ!!! ДУШАМИ!!! например? :))
Мария: :))
Флуд: чушь какая-то. ЯнеОна, может ты нормальная:)))
Мария: Футболист, скорее не охотник, а наблюдатель, имеющий право и возможность ла-ла-ла…, почему ненастоящий?????
Футболист: Мария, Что скрывается под ла-ла-ла? Про мою ненастоящесть потом - так хорошо беседуем.

- Костя.
Это мама. Наверное, уже пора спать. Так и есть - полпервого.
- М-м-маама, я сей-ейчас.
С речью у меня проблемы. Также как и со зрением, слухом, координацией движения и многим-многим другим. Но это еще ничего. Если бы не мама, я бы, вообще, был овощем, трясущимся и пускающим слюни. Лечебная физкультура, дорогие медикаменты, массаж: сегментарный, точечный, криомассаж; бассейн, грязелечение, электрофарез, магнитотерапия, физиотерапия, парафинотерапия - всего не перечислить. С раннего детства мама лечила меня, находила самых лучших специалистов, устраивала в самые престижные больницы. Одному богу известно - как ей это удавалось. Но, в конце концов, она смогла привести меня в относительный порядок. Очень относительный. По крайней мере, я стал адекватным.

ЯнеОна уходит из чата - Thu, 07/09 - 00:32
Флуд: Ляпа, выручай!!!...:))))))))))
Мария: Футболист, я - Наблюдатель, имеющий право вмешиваться в естественный ход вещей. Вмешиваться и Изменять.
Футболист: Мария, что ты понимаешь под естественным ходом…и как это - вмешиваться и изменять?
Мария: Футболист, не понимаешь?
Футболист: Мария, нет.
Мария: Футболист, не понимаешь или боишься понять?
Ляпа уходит из чата - Thu, 07/09 - 00:35
Футболист: Мария, М-м-м…

Я до сих пор с трудом печатаю. Наверное, за всю свою жизнь не научусь печатать быстро и четко. Впрочем, я не особо этим расстроен. Многие долгие месяцы ушли у меня только на то, чтобы научиться попадать по нужным мне клавишам. И, надо признать, набирать текст я стал значительно быстрее и точнее, а когда делаю опечатку - обязательно исправляю. Обязательно. Так что я многого добился.

Флуд: А идите вы все в туман. Запомните меня прекрасным и молодым. Беру бутылку пива и стреляю себе пробкой в лоб. Оревуар:))
Флуд уходит из чата - Thu, 07/09 - 00:37
Футболист: Мария, действительно не понимаю. По-моему, ты мистифицируешь:))
Мария: Футболист, думаешь??? мистифицирую??? А ты ничего странного не замечаешь?

Я не помню своего отца. Совсем не помню. Я его, даже, ни разу не видел. Он бросил маму, когда она была беременна. Хотя мама и говорит, что он не знал о ее беременности, но я ей не верю. Она слишком добрая, чтобы сказать мне всю правду и не только мне, но и себе. Я слишком хорошо помню себя, с самого, самого глубокого детства, помню пренатальный период своей жизни (или мне так кажется)…

Мария: Футболист, Ау-у-у, ты где?
Футболист: Мария, действительно странно…

…не кажется. Отец знал. Знал. Нити его знания были переплетены с нитями моей любви к нему. И не только моей…
Нас было двое в утробе. Я и мой брат. Братишка умер при родах, а я выжил. Я родился, и мне поставили диагноз - ДЦП…

Футболист: Мария, действительно странно. Никого кроме нас не осталось. Все вывалились из чата.
Футболист: Мария, кроме нас:)

Какое прекрасное слово - cerebrum - серебристое. Я представляю себе большой драгоценный камень, неизвестный ни науке, ни природе камень. Камень переливается всеми цветами радуги, испуская острые световые (лазерные) лучи. Вокруг камня мягкий фосфоцирующий ореол. Ореол потрескивает, сверкает невиданной энергией. Эта энергия способна на все. Отдавать приказы и их же выполнять. Полный контроль над любыми по сложности действиями, естественными нервными реакциями.

Мария: Футболист, ВЕРНО!!! пиши напрямую.

Какое прекрасное слово - cerebrum - серебристое, но в сочетании со словом - paralysis (расслабление) - это означает «расслабление мозга» и целиком это выражение определяет недостаточную (низкую) физическую мозговую активность. Весело? Да?

Футболист: О’К. Знаешь? Я думал ты прикалываешься по поводу охотника, наблюдателя и пр. А сейчас думаю - серьезно. Серьезно?
Мария: Абсолютно.
Футболист: Непонятно, потому немного пугает.
Мария: Только немного??? Хи-хи… шучу:))) Это ты зря - ничего страшного. Я тебе потом все объясню.
Футболист: Потом?
Мария: Скоро…придет время.

- Костя!
- Се-ейчас, м-м-мамоч-чка. Еще чу-уть-чуть.
Без двадцати час. В час надо быть уже в постели. Я лучше чувствую себя на следующий день, если лягу до часу. Десять минут на то, чтобы раздеться и залезть в кровать. Я стараюсь все делать сам. Без посторонней помощи. Раздеваться и ложиться в постель самостоятельно я научился в десять лет.

Футболист: Как ты выглядишь?
Мария: Ты разве не можешь меня представить?
Футболист: Не знаю. Не думаю, что смогу.
Мария: А ты попробуй.
Футболист: Может лучше фото на мыло пришлешь?;)
Мария: Ну, давай…:)))
Футболист: Ладно. Ты высокая со стройной фигурой, волосы черные, глаза темно-карие, лицо широкоскулое бледное…красивое, губы чувственные, по-моему, так говорится.
Мария: Спасибо за «красивое», а то уж совсем какое-то милицейское описание получалось:)
Футболист: Извини. Поэт из меня никудышный.
Мария: Не извиняйся. Попал точно в яблочко. Я именно такая.

Без десяти час. Думаю, мне пяти минут хватит, чтобы раздеться и завалиться в постель. Да, надо еще комп выключить. Тоже нелишние минуты. Время сказать «до свидания».

Футболист: Мария, извини, но мне пора.
Мария: Ты слишком много извиняешься для чата. Стоит ли?
Футболист: Знаешь, Мария, я немного завидую людям, которые имеют что-то слишком много. До встречи. Надеюсь завтра.
Мария: Футболист, подожди. Ты про себя совсем ничего не рассказал. Так ты, правда, настоящий футболист?

Из ста процентов людей, которым я рассказывал про себя правду в интернете, со мной переставало общаться процентов семьдесят, не меньше. Я не хотел, чтобы Мария попала в их число. А те немногие, кто продолжал общение со мной, делали это как-то отрешено. Фальшиво.
И все же…Что-то заставляло меня.
И я решил написать Марии правду о себе.

Футболист: Ну-у, что рассказать. Футболист!!! - Нет. Я не в состоянии играть ни в футбол, ни в хоккей. Ни во что!!! В шашки и шахматы - могу, но с трудом. У меня был брат. Он умер сразу после рождения. А я родился и выжил, но не полностью (выжил - не полностью). Родился я больным. Здорово больным. Когда мама…

- Костя, это вам…тебе.
Мама оговорилась. Не в первый раз. Вобщем-то, я ее понимаю. Она рассчитывала родить двух здоровых мальчуганов, а получилось… Один умер, а другой, я, - неполноценный. Представляю, какое море тоски разлилось в ее душе.

Футболист: …мама поздравляет меня с днем рождения, она ставит на праздничный стол два торта со свечами. Мне и моему брату. И я должен задуть свечи на обоих тортах. Довольно трудная задача для меня.

Я смотрел и не верил своим глазам - Компьютер. На мое (наше) совершеннолетия мама подарила мне (нам) целый мир.

Футболист: У меня церебральный паралич с рождения. Болезнь, которую как ни старайся нельзя победить окончательно. Вот, собственно, и все обо мне. Такая история:(((
Мария: О-о-о!!! Но, судя по тому, как ты быстро напечатал это послание - ты не все рассказал о себе. Ну да ладно. Потом дорасскажешь. А почему ты свой день рождения пишешь с маленькой буквы??? Надо с большой - День Рождения. Мы этим скоро займемся.
Футболист: ???!!!
Мария: Ты хотел видеть мое фото?
Футболист: Да. Ты пришлешь?
Мария: А оригинал?
Футболист: Что???????
Мария: А ты попробуй.
Футболист: Мария, я приглашаю тебя в гости. Приходи - я буду очень рад!!!:)))))))
Мария: С удовольствием принимаю твое приглашение, Костя. И…пока. До встречи.
Мария уходит из чата - Thu, 07/09 - 01:02
Футболист: Спокойной ночи, Мария.

Я откинулся на спинку коляски. Как неожиданно закончилась наша беседа. Костя! Разве я называл свое имя. Не помню. Может быть. Все как в тумане.
Я выключил компьютер. В квартире было тихо - мама уже легла спать. Возле кровати светил ночник. Я его никогда не выключаю. Темно-охряные тона, в которые ночник расписывает мою комнату, успокаивают меня.
Успокаивает…
Я лежал в постели с закрытыми глазами…
Сон пришел неожиданно быстро, накрыл меня мягкой шерстяной шалью. Было тепло и уютно. Обычно я засыпаю не менее часа. Ворочаюсь, думаю, мечтаю…
Было странно. Я спал и… не спал. Я чувствовал свою комнату, теплый свет ночника, белый потолок, недостигаемый для меня, стены, пол, занавеси… И в тоже время мне снился сон. Прекрасный сон. Мне снилась Мария. Она стояла перед моей кроватью. Именно такая, какой я ее себе представлял. Высокая, черноволосая со сверкающими глазами на красивом широкоскулом лице. Она улыбалась. Легко и спокойно.
- Привет.
Слово было произнесено, но я не видел движения ее губ.
Я почувствовал страх во сне. Вернее, даже, не страх, а ожидание, напряженное томное. Ожидание чего-то пугающего, но и прекрасного одновременно.
Мария наклонилась надо мной. Она положила свою правую ладонь на мое левое плечо. Я вскрикнул. Ладонь обжигала. То ли холодом, то ли жаром - непонятно. Пугающая конвульсия прошла по моему телу от ее прикосновения, и я вскрикнул. И проснулся.
Часы показывали пять минут третьего.
Комната была пуста. Залитая нежно-голубым светом, она показалась мне незнакомой. Чужой. Удивительно. Может в ночнике садится лампочка. Поэтому с темно-охряного свет стал холодно-голубым.
Что-то еще…
Что-то еще необычное в этот час привлекло мое внимание. Тихий знакомый шум. Родной шум. Я закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Так шумит кулер. Я вытаращился на компьютер, даже, приподнялся немного в постели. Так и есть. Работает. Я точно помню, как выключал свою машину. Каждое незначительное действие дается мне с трудом, большим трудом, поэтому я хорошо запоминаю, что и когда делал.
Компьютер работал.
На скрине мальчик набивал мяч. Такой у меня скрин. Маленький мальчик набивает мяч. Он может набивать мяч час…день…год…,пока комп не выработает себя и не сгорит. Пять, десять, сто раз; бесконечное множество раз - мальчик набивает мяч. Однажды, я насчитал одиннадцать тысяч семьсот пятьдесят три раза и…заплакал. Только один раз.
Компьютер работал.
Я не понимал. Неужели забыл выключить. Такого еще со мной не было…
Надо было встать и выключить компьютер. В преложении ко мне - перелезть с кровати на коляску, доехать до стола и, кривляясь и гримасничая, выдернуть вилку из розетки. У меня не хватит пороха проделать все это.
Но как же так. Ведь пилот я тоже выключил!!!
Без сил я откинулся на подушку. Мысли были тяжелые, неподдающиеся анализу.
Не думать. Спать.
Закрыв глаза, я тут же почувствовал чью-то ладонь на своем левом плече. Я знал чью. Ведь я ее сам пригласил в гости. Верно? Не более часа назад.
Я открыл глаза.
Перед кроватью стояла Мария.
- Привет.
Не было видно движения ее губ.
- Привет.
Слова дались мне на удивление легко. Без потери качества, хотя я чувствовал мелкую внутреннею дрожь.
- Ты меня боишься? - брови Марии приподнялись.
Трудно было описать мое состояние. Я чувствовал страх, но это был и не страх, а какое-то откровение.
- Кто ты?
Слова без труда лились из моего рта.
- Ты знаешь кто - я. Я наблюдатель, имеющий право Вмешиваться и Изменять. Ты не должен меня бояться. Ведь я такая же, как и ты, - губы Марии оставались бездвижны в легкой полуулыбки.
Еще одна странность - я лежал спокойно, без обычных для меня спазматических неконтролируемых движений.
- Такая же?...
«Разве это возможно» - подумал я, глядя на полное изящества и грации движение Марии, когда она присела на краешек моей кровати. С какой легкостью она проделала это несложное для нее, но невероятно трудное для меня, действие.
- Я была такой, пока не пришел Он. Принц весь в белом, с белыми волосами и пронзительным взглядом синих глаз. Он исцелил меня. - Она наклонилась надо мной. Наклонилась так низко, что я мог уловить пряный аромат ее волос. - Так же, как я исцелю тебя.
- Я боюсь.
Неожиданно стрела страха, гнетущего холодного, пронзила мое сердце.
- Боишься? Ты хочешь, чтобы я ушла? Навсегда? Хочешь, чтобы я вернула тебе твое приглашение? И потерять возможность полного излечения? Потерять навсегда? - теперь я мог видеть движение ее полных темно-красных губ.
- Нет! - слово вырвалось помимо моей воли.
Я не знал, чего я больше всего испугался: ее ухода навсегда (словно «навсегда» - это страна, откуда нет пути назад) или потерять возможность исцелиться.
Поверить-то я ей поверил. Сразу.
Я подумал о маме. О ее жизни, надеждах. Как бы она была счастлива, иметь здорового, красивого, как принц сына вместо одного мертвого и одного урода. И как бы я был счастлив и горд, быть этим сыном.
Я смотрел в бездонные темные глаза Марии.
- Все будет хорошо. - Она хитро улыбнулась и поцеловала меня в лоб, едва прикоснувшись, словно бабочка крылом.
Неожиданно Мария выпрямилась, закинула руки за голову, и что-то сделала со своими волосами. Только сейчас я заметил, что они были стянуты резинкой, черной с причудливым красно-золотым узором. Густыми волнами волосы рассыпались по ее хрупким плечам.
И я опять уловил пряный аромат ее волос.
Укуса я не почувствовал.
Передо мной проявилась чудовищная картина невероятно быстрого, в геометрической прогрессии, размножения клеток. Клетки были сверкающими, пронзительно красного цвета. Их становилось все больше и больше. Но… в какой-то момент деления клеток резко прекратилось, и начался обратный процесс. Красные тельца клеток исчезали. Они просто таяли…
Из меня уходила сила. А с силой уходило что-то еще, черное липкое. Болезнь? Я потерял возможность двигаться. У меня больше не было зрения, слуха, обоняния. Я перестал чувствовать жар и холод. Качеством вкуса стала пресность.
Я опустошался.
Когда я стал пустым, абсолютно пустым, Мария оторвалась от моей шеи. В левом уголке ее прекрасных губ я заметил капельку крови. Моей крови. Это было прекрасно. Маленькая капелька крови, стекающая на подбородок, была ей к лицу.
Она улыбнулась. Широко и открыто. Я хотел улыбнуться в ответ, но не смог.
Мария наклонялась все ниже и ниже. Все ближе и ближе ко мне. Темно-карие глаза увеличивались, поглощая меня. Ее губы стали моим миром.
- Теперь… последнее…
Ласковый шепот сменился бесконечным поцелуем.
Сладкая бесконечность ее горячих оживляющих губ. И я познал вечность.
Вечность и…
…тьма…
…и новая жизнь!!!
Футболист уходит - Thu, 07/09 - 02:48

[dawg]

Хе хе :) весьма смешной рассказик :) Правда с грамматикой у аФФтара плоховато, но что делать, такова селяви.


Человек-царь зверей. Издание второе
Автор: МешокНоктей


[ принято к публикации 01-08-2006 12:29 | Cфинкс ]

Произошла эта история в те времена, когда я, с автоматом (лопатой, кисточкой, стаканом вотки) в руках, изо всех сил защищал Родину,а заодно и всех ушлепков внутри ниё проживающих.
В то время, кагда ты, рядовой фтыкатель, нюхал кокоин, снимал на «дамочьках ру» малолеток и отчяяно трахался, мужественный МешокНоктей бдительно пресекал попытки вражеских окупантоф поработить нашу молодую демократию!
Вот такой я Герой, кудадеватца!
Я не буду в этом креотиве расказывать обо фсех войнах, вооружонных конфликтах и сражениях, которые наша Красная Армия выиграла за щщот моево личного героизма, нечеловеческой смелости и самопожертвования, патамушто речъ в этом произведении пайдёт сафсем о другой фигне.
Сказать,что воинская дисциплина была у миня хреновая – это азначяет просто нилофко смолчять…За время службы я на гауптвахте правёл 56 суток в общей сложности в основном за скоцкие выходки ф састаянии алгакольнаво опьянения и самоходы. Командир роты капитан Федосеенко, по прозвещю Гнида, ненавидел меня изо фсех сил, а после обнаружения меня накуренным на посту в карауле(надо чесно презнацца, што каску мне снисло такда прямо до фиалетовых пузырей ф прастранстве и когда ротный припёрся меня проверять на посту – я сидел на вышке и ОЧЕНЬ внимательно играл в электронную игру «ну пагади»,слушая при этом радео Европа плюс) – ненависть приобрела ужэ какието гипертрафированые формы.
В караулы я не ходил т.к. ротный сцал,што я ево изрешечу из автомата. В наряды по другим значимым объектам он меня не ставил – пережывал, што всё равно напьюсь в сопли. Штык-ножей мне в наряд тоже баялись давать.
Таких ушлёпкоф в нашей роте было человек 9 и ротный от греха подальше засылал нас во время Большых Нарядоф на Учебно Опытное Хазяйство (УОХ) в 40 километрах от воинской чясти, в глухом лесу. УОХ – слишком громкое название, в народе такая херня называеца незамысловатей - свенарник, патамушта там обетают млекопитающие мерскаво вида - свиньи.
Батяня-камандир на полном сириозе щетал, што наряд по свенарнику – это некудадеватца наказание. Идиоть ,чего с ниво взять?!
Наряд был просто офигенный. Мы приежжали туда на «шышыге», вместе с предыдущим нарядом (такими жэ глюконафтами) перещитывали подшефных жывотных (которых постоянно оказывалось больше чем ф документах. Парадокс? Хер там! Просто свиньи пастаянно совокуплялись в животном экстазе и рожали дитёнышей - тожэ свиней, соотвецтвенно.)и после этаво одна из свиней шла на убой. Не добровольно конечно. Половину свинсково тела мы меняли в ближайшей деревне(2 км то УОХа) на самогон и овощи, вторую половину жарили на шашлык. Шышки-с собой.
Напивались и накуривались до полного распада личности. И в таких нехитрых досугах этот наряд и катился к концу. Всего три дня…Жалко, што не месяц, блинь!
Канешно приходилось и паработать – покормить там свиней этих, убраца, но занимало это обычно не больше часа в сутки. Тем более, что корможка свиней – тот ещё аттракцион!
Вот и в этот рас, приехаф и перещетав свеней, через два чяса мы ужэ бухали, а ищо черес час отличались от свиней только тем, што были одеты в казённое обмундирование. Я со своим друганом Диманом падкурил дэцл ганжа и, как будто поездом сбило - так угасило. Самогон и ганжа – лучший допинг для космонавтов.
Диман, с целью поразвлечся, предложил организовать скачьки на свиньях на деньги, и так как астальные таварищи по оружыю, кто блевал,а кто ужэ валялся, изо фсех сил, на кровати, то мы решыли саривновацца вдваём. Жокеи,блин…
Заходим, такие, в свинарник. Там пасередине калидор длинный такой,а по сторонам от нево-застенки ф каторых томились потенцыальные скакуны-ахалтекинцы.
-Смотри, Димон – говорю – Ты выбираешь скакуна с правой стороны,а я слева.
-Акей. А где иппадром у нас будит?
-Да прям здесь по коридору и поскачим, штоп свиньи тожэ могли за сваих таварищей пабалеть!Видал балельщекоф скока?!
-Дохера балельщекоф. Гыгы – усмехнулся Димон –Ажыаташ седня на ипадроме!Фсе билеты проданы нах!
И мы пошли выбирать.
Свиньи сразужэ пачюфствовали штото неладное и щемились по углам загоноф – никто не хател учяфствавать ф гонках пачимуто…Никакой, блин, сазнательности! Свиньи - одним словом.
Тут я позволю себе отступление небольшое:
По моей стороне,ф самом конце коридора, жыл кабан. Даже не так – КАБАН. Агромный и свирепый зверь, жил он ф клетке один. Рычял, гад, как медведь, блин, и фсё время брасался на фсё, што шевелица. Я видел,как он бился ф приступе бешенства об забор – мощщ, скажу вам!
По трезвяне к этому терминатору я бы хер палез, а тут зенки воткой залил, накурился и похер.
Держысь думаю Диман, щяс я на таком скакуне скакать буду - абзавидуешса! Формула один, ёпта! Смотрю - а Диман ужэ какую то свинью пенками в рыло заставляет на ипподром выхадить. Надо спешыть.
И вот подхожу я к этому загону, сматрю на Кабана – то што надо, нах! Мощщ .Кабан смотрит на миня. Недобро, падла, так…испадлобья.
Человек-царь звирей -сказал я себе и шагнул в загон.
«Хана тебе!» -обрадованно падумал Кабан и ринулся в атаку.
Если чесно ,то ат такова поворота событий я децл залип и вместа таво, штоп технично слицца из загона, я как герой маиво децтва Маугли заорал «мы принимаем бой!» и решил врезать Кабану по рылу ногой, абутой ф кирзовый сапог, естественно.
И когда сапог ужэ падлитал к рылу врага, кабан раскрыл пасть и фцепился мне вногу!
-Блииииииииинна!!!-зоорал я и понял,што кабан настроен серьёзно,нах, и щяс он миня сажрёт к чьето там матери, как рас на поздний ужын. Есть такая поговорка – «бог не выдаст – свинья не съёст». Так вот, в этот момент я ОЧЕНЬ СЕРЬЁЗНО усомнился в её правдивости. По всей видимости, перец, который её придумал никогда не боролся не на жизнь а на смерть с такой безбашенной свиньёй…
В маей голове пронеслись картины маиво будущева, когда я без ноги вернусь домой… И чё я скажу?!Што мне в армии ногу свинья аткусила? Пазорище кокойе… Придёцца гнать, что ваевал на танке…
Кабан павалил миня на землю и усилил хватку тряся миня за ногу как тузик тряпку. Вас какда нибудь кусал кабан? Жесть это - дажэ непробуйте…Хорошо, што на ноге был кирзовыйсапог, ато он бы мне кости маминтально пракусил, гад.
-Блиииииииинна,нахееееееееееееер!-орал я и кулаком херачил кабана прямо ф пятак.
«Я ш говорил хана тебе»-ясно читалось ф злобных зенках свиньи.
И тут на помощь мне пришол баивой таварещ. Диман варвался ф загон с лопатой на перевес и реско врезал свинье-людоеду промеш ухоф прямо в свинский жбан.
Надо презнать ,што кабан офигел нимнога от такова паварота сабытий и выпустил мою ногу кинуфшысь на нового врага. Диман, как матадор увернулся от атаки бешенова зверя и заорал:
-Сливаемся, нахер!
И мы слились – я на карачьках, а диман адним прыжком черес забор. Дверь захлопнулась прямо перед рылом людаеда…
Отдышавшись я сказал кабану, фсё што о нём думаю и што зря он, гад, так поступил. Я сказал иму, што он чото папутал дэцл и што я сичяс схажу за лопатой и баивыми таварищями и иму настанет ХАНА.
Кабан усмехнулся. Зря.
Били кабана долго и сильно - ибо нехер бросацца на ваеннослужащево Российской Федерацыи! Красная Армия фсех сильней!
Доступно абъясниф кабану,што он со фсех сторн непраф - мы прадолжили алкагольную вакханалию ,празднуя пабеду над жывотным миром.
И в дальнейшем, кокда я и маи таварещи проходили мимо клетки этаво чюдищя, кабан завидеф людей в комуфляже сразу же вжимался в самый дальний угол загона, прикидываясь ветошью.
Человек-Царь Зверей!
ЗЫ: Диману я очень благодарен.

Сообщение было изменено dawg: 22 January 2007 - 23:43

[dawg]

Мой друг - либерал и демократ
Автор: Торалак


[ принято к публикации 09-02-2006 11:06 | Бывалый ]

Мой друг либерал и демократ. Он носит галстук с головой известного мультипликационного мышонка. Он не курит, обедает в японском ресторане сырыми водорослями, копит на новую машину (обязательно немецкую) и выписывает журналы «Русский Ньюсвик», «Менсхелт» и «Максим».
В пока еще старой своей машине, но тоже немецкой, он всегда слушает передачу Владимира Соловьева и часто звонит ему сообщая, какой он хороший этот господин Соловьев, как он зрит в корень проблем.
Разумеется, у него на антенне до сих пор привязана георгиевская ленточка. Он объясняет это так: «я горжусь своей страной и чту ее героев не только в 9 мая!»
Мой друг много работает. Он является сотрудником крупной международной компании. Но он не менеджер. Он ничем не управляет и ничего не продает. Он не выдумывает новые рекламные ролики туалетной бумаги или йогурта, не занимается вывозом сырья за границу и ввозом нелегалов в Россию. Он ничего и не производит, не анализирует, не систематизирует, ничего не отслеживает и ни за чем не следит.
Признаться, я не совсем понимаю, чем он занимается вообще. Но работа у него важная. После трудового дня он идет в фитнесс центр, где полтора часа поднимает тяжести и бегает на одном месте. Потом он приезжает домой, по дороге залетая на полчасика в местный бар, выпить с друзьями детства кружку пива, съесть свиную отбивную и убедиться, что они остались все такими же ничтожными ничего не желающими в жизни червями с залысинами на черепе и пивным животом.
Дома он смотрит новости по НТВ, читает книги-мэйнстрим, листает журналы.
В одиннадцать он выключает свет и засыпает, чтобы проснуться в семь утра, сделать зарядку ( десять раз руками по часовой, десять против, повращать тазом, потом отжаться двадцать раз на кулаках, потом присесть десять раз), на скорую руку приготовить себе завтрак и убежать на работу.
В выходные он встречается с женщиной из соседнего отдела. Ведет ее в театр, потом в ресторан, потом в постель.
В театре он зевает, в ресторане чавкает, в постели – сопит. Она его бросит через месяц, может быть раньше, впрочем, он не жадный. Не глупый, не грубый, иногда она с ним кончает, реже - смеется. Несколько раз он намекал ей, что не прочь узаконить их отношения, завести детей. Она всегда лишь качала головой и грустно улыбалась – так ей казалось, отказ её будет выглядеть таинственным и загадочным и он не сможет понять истинную причину.
Но он понял. Он вообще, сообразительный, мой друг. Либерал и демократ. Кстати, я не сказал, как его зовут. И не сказал, почему он считается либералом и демократом.
Как зовут его – я не скажу, ибо имя его безнадежно неинтересно – обычная метка, какой штампуют все пищащие конвертики, перевязанные розовой или голубой ленточкой. Все они одинаковы в этом возрасте, поэтому и имена им все дают одинаковые: Алеша, Марина, Света, Сережа.
А демократом и либералом он сам себя назвал. Как-то, в беседе с нами, он сказал:
- Я демократ и либерал. Я за свободу личности. Я против насилия. Против ксенофобии, против гомофобии и против притеснения женщин.
Так вот, он понял. Понял, почему эта молоденькая, с легким пушком над верхней губой, чуть кривоногая, и немного сутулая, но вместе с тем, грудастая, упругозадая, полногубая и синеглазая девчонка из соседнего отдела не хочет выходить за него замуж, не хочет иметь от него детей, а в последнее время не хочет даже с ним встречаться.
Неделю он думал. Неделю готовился. Неделю пытался отговорить себя, общаясь со своими друзьями детства в местном кабаке.
А потом решился и сделал это.
Все просто. Все оказалось просто. И теперь у него нет проблем, теперь девчонка из соседнего отдела улыбается ему как и прежде, и даже намекает, что не прочь взять его скучную фамилию.
А он оставил работу в крупной международной компании, перестал выписывать журналы, ходить в фитнесс центр и читать модные книжки. Вместо этого он устроился работать библиотекарем в МГУ (взяли по знакомству), вечерами выпивать с друзьями водку, читать русскую классику и петь под гитару песни Галича и Высоцкого.
Он отрастил бороду, небольшой живот, мешки под глазами и завел красивую морщину на переносице. Он стал близоруко щуриться, немного сутулиться и курить.
Через год они поженились. Еще через год на свет появилась девочка. Они назвали ее Вальнорой. От слияния их собственных имен: Валя и Нора.
Теперь вы знаете, как его зовут. Теперь вы многое о нем знаете, осталось только добавить, что он – это я.
Я. Я. Я. Я. Я.
Хромой
Больной
Злой
Сутулый
Черствый
Жестокий
Я стреляю глазами в прохожих. Я пержу в многолюдных местах. Я срываю объявления на столбах и тем зарабатываю себе на жизнь. Я не трясу членом после ссанья, сливая все капли в трусы.
Я бью жену. Бью кошку. Бью детей.
Мечтаю избить жидов, негров и крокодила в московском зоопарке.
В детстве отец пытался меня повесить. Чуть позже я повесил суслика.
И вот еще что.
Вот – имел я в жопу все эти штампы, все эти гладкости и шероховатости.
Все эти капризы метрополитена. Жрите, жрите это немедленно!
А потом, мне пришла в голову замечательная идея. Я решил, что непременно стану мастером на все руки. Каково это быть мастером на все руки! Все женщины от тебя без ума, все норовят пригласить в гости под предлогом починить кран, повесить картину, поправить шторы или розетки. А что на самом деле? Ха, ха, ха! Всем ведь известно, что у мужчины три руки! Две по бокам, а одна между ног с одним большим пальцем. И когда про мужчину говорят, что он мастер на ВСЕ руки, то понятно, о какой руке, прежде всего, говорят женщины!
А мужчины завидуют таким мастерам. И стараются им досадить всячески. Вот у меня, стоило мне только заявить о своем мастерстве, сделать пару показательных выступлений, как тут же появились завистники и враги. Все те, у кого между ног мочой воняющая пустота и вата, у кого из рук вываливается молоток, все они затаили на меня злобу.
А я жил полной жизнью! Чинил всем краны, вешал картины, поправлял шторы и розетки в домах. И имел, имел, имел всех этих полненьких, худеньких, молоденьких, стареньких ( нет, стареньких не имел пожалуй), брюнеток, блондинок, вдов, разведенок, матерей-героинь, матерей-одиночек, вислозадых, полногрудых, волосатых, колченогих, с родинками на сосках, с вывихнутыми коленками, с коркой на жопах, в общем – всех, всех, всех.
А потом перестал. Взял свой инструментальный ящик и забросил его в реку.
Взял свой хер – и херак, отрубил к херам.
Вставил в дырку соломинку, чтобы ссать было удобно, взвалил свой нехитрый скарб на плечо и ушел ранним утром по разбитой дороге прочь из города. Прочь из страны. Прочь.
Долго ходил. Много видел. А потом вернулся. Лег под нож хирургу – починил свою руку. Окончил университет. Сбрил бороду, поменял белье. Поступил на службу в крупную международную компанию, где стал работать мастером на все руки, благо большинство начальников были женщинами. Купил машину - новую, немецкую.
Стал посещать спортивный зал, выписывать модные журналы, питаться сырыми водорослями в японских ресторанах.
Стал им.
Он – это я.
А потом, потом вы все уже знаете.

[dawg]

название: не известно
аффтор: неизвестен


Однажды маленький пенис заболел ангиной. Лег в постель, перестал играть со своими маленькими друзьями - яичками. Мама отпаивала пенис молочком с топленым маслом и медом, кутала в шаль собачьей шерсти, ставила банки. Но маленький пенис все равно сморкался и кашлял - и с каждым днем слабел и слабел. Не помогла ему даже микстурка доктора Айболита, который, как раз пролетал рядом на волшебном вертолете. И когда маленький пенис понял, что ему больше не выздороветь (а он был еще самый-самый маленький пенис в мире) он заснул и приснилась ему волшебная страна алюминевых кипятильников. Там дядя самовар ошпарил его волшебным кипятком, маленький пенис проснулся - и выздоровел. Он вырос большим-пребольшим, победил злого дракона и вместе со своими друзьями яичками стал владыкой королевстве Великобритания. Но никогда никому не рассказывал о том, что побывал когда-то в стране волшебных кипятильников и о своей дружбе с дядей самоваром и лишь маленький шрамчик остался у него на краю необъятной залупки - тот который сделали ему стражники-КИптякокты-Киптяконы Горячие.

Про парАвозик.

Ехал как-то паравозик в космос, а вместо того, чтобы стучать колёсами и гудеть – кашлял, эпатировал публику. «Вот эпатажный-то, - думали одни пассажиры. – И так ведь не в деревню какую – в космос едем.» А другие спали уже – притомились в пути. А паравозик знай себе ехал, подкашливал на поворотах и так у него смешно получалось, что те, кто не спали стали над ним шутить и смеяться, по-доброму разумеется.
Так они и ехали, шутили и смеялись. Как вдруг смотрят, а вокруг пространство космическое, холодное, прям как в книгах пишут, и звёзды рядом совсем – руки погреть можно. Ещё млечный путь видели и комету одну пугливую – так и не подлетела поближе. А холод был и правда неземной – все совсем замёрзли, решили домой ехать. Сели обратно в паравозик, отправились и тут только вспомнили, что забыли спящих разбудить…
А на следующий день рассказывали им как руки о звёзды грели, да советовали одеваться потеплей, если кто вдруг в космос соберётся. Да только не поверил никто… Вот так всегда: сначала проспят полпути, а потом твердят, что в космос только на ракетах и шаттлах летают. И хер переспоришь.


Коллекция запахов
Автор: Илья Качалкин
[ принято к публикации 20-01-2007 21:04 | Бывалый ]


(коллекции имеют свойство пополняться)

На автостанции было чрезвычайно шумно. К ожидаемому и надлежащему шуму работающих двигателей маршруток и автобусов присоединялась куча других различных звуков. Здесь были и "горячие беляши!" и "мама, я хочу какать!", и "Клавка, оставь бутылку, я уже пол часа ее пасу!" ...
Еще на автостанции играла "музыка". Она неслась одновременно из трех торговых точек. Грохот техно сталкивался в воздухе с пронзительным воем певички, потерявшей очередную "любовь", ветер относил эту аварию чуть дальше к общественному туалету ... И после десятисекундной паузы из третьего комплекта мощных динамиков серьезно доносилось: "Сидим мы на нарах и песни поем ...". "Сидение на нарах" звучало философски ... Сразу представлялся автор и исполнитель ... Внушительный такой мужчина, в меру крупный, возможно с усами.
Весело было на автостанции, но как почти всегда бывает в жизни - весело не всем. Пара глухонемых, похоже, муж и жена были лишены радости слышать энергичную зажигательную музыку. Виталий и Анастасия не имели возможности подпевать и пританцовывать и были вынуждены разговаривать. Разговаривать само собой руками и мимикой. Я бы еще добавил и глазами, но не добавлю, потому что глаза и Виталия, и Анастасии закрывали очень сильные очки ... Что-то из оперы: "беда не приходит одна". Люди были очень близоруки. Василий был третьим человеком на автостанции, лишенным радости от прослушивания песен и музыкальных композиций. Со слухом у него было все нормально, с ногами тоже. Он вполне был в состоянии притопывать. Да и очень неплохо притоптывал еще неделю тому назад, возвращаясь с работы и ожидая свою маршрутку ...
Притоптывание и мурлыканье текстов песенок сменилось мучительной болью после последнего общения с Маринкой.
Была пятница, Василий, отработав смену на заводе "Сельхозмашиностроение", как всегда в пятницу ("как всегда" - в данном случае - почти год) зашел во вторую от угла палатку, купил малиновый ликер для Маринки и маленькую бутылочку "Истока" для себя ... Да, да, да ... Правильно. Через десять минут езды все три элемента (Ликер, Исток и Василий) были перед дверями Марининой квартиры.
Мои усердные читатели уже начали готовить свои носы к тому, что называется словом "воротить". Кто-то уже припоминает "ПасКу" ...
-- Милые, - отвечаю я им, - прежде чем издеваться над своими греческими и не очень частями тела ... Давайте проведем мини-перепись. Мы перечтем хотя бы в Подмосковье пары "Василий и Марина", а после вы соберетесь у меня под балконом, я выйду и, если результаты переписи покажут, что я снова порочу и черню, я спущу вам на бельевой веревке корзинку с несвежими яйцами.

Коврик перед Марининой дверью лежал не по-своему. "Геометрия родных подъездов и квартир" знакома всем. Расстановка жестяных баночек для окурков, рисунок непонятных слов, написанных подростками на стенах ... Колонны мусоропроводов и орнаменты (почти античные) из мусора вокруг оных. Параллели батарей ... Диагональ коврика была чужой и подозрительной.
Василий позвонил. Мария открыла. Она была в меру пьяна. Эта мера в их отношениях была характерна тем, что Мария забиралась к Василию на колени и просила сделать телевизор потише ... Василий тянулся к пульту, новости притихали. Почти всегда в эти моменты Василий вспоминал, как мать, провожая его в армию, говорила:
-- Вот отслужишь, вернешься, найдешь девушку хорошую ... А я годик проживу, порадуюсь и квартиру вам оставлю ...
-- Заходи, Васюнь! - по пьяному растягивая гласные, сказала Марина. - Ко мне тут Вадик в гости загнался ... Он - бизнесмен, морковку из Твери возит. Знакомьтесь!
Вадим был азербайджанской наружности, пах одновременно шаурмой и водкой. Василий никогда не заострял внимание на запахах, но эти "духи" запомнил.
-- Здравствуй, брат! - Вадик встал с кресла. - Чего бродишь так поздно, хулиганов полно ... По делу?
-- Да, нет, просто гуляю, - ответил Василий и, напрягшись зачем-то, подвинул на край журнального столика вазу с засохшими розами. Эти розы он принес Марине в прошлом марте.
-- Ты, брат, водку пьешь? - спросил гостеприимно Вадик.
Василий соображал как быть, что ответить ... Вадик достал третий "бокал" (дешевая поделка из Гусь-Хрустального, гусь оперся головой и двумя крылами о журнальный столик, емкость для напитка находилась у него где-то в районе гузки ...) Марина пришла с кухни, неся в одной руке пепельницу, в другой китайскую магнитолу, которую постоянно таскала за собой, включая то в кухонный удлинитель, то в комнатную розетку. Аппарат Марине два года тому назад подарил один знакомый. Она изредка вспоминала его и в разговоре величала именем Бориска, зачем-то прибавляя перед буквой "Б" букву "Е".
Ток заструился по проводам и проводочкам балалайки цвета "металлик"...
-- Наша вечерняя программа плавно перетекает в ночную! После рекламы вы услышите великолепную новинку неподражаемой Аминазы! Оставайтесь с нами - это радио "Рот - Фронт". Вау ...
Это "вау!" вывело Василия из ступора, видимо своей энергичностью. Рука непроизвольно подвинула вазу с сухими розами по столу к краю ...
Вадим по-восточному визгнул, вцепившись двумя руками в несвежий носок и его содержимое.
-- Марина, пошли на кухню, надо поговорить! Василий схватил свою подружку за нелепый сиреневый шарфик, другой рукой зачем-то взял магнитолу, вилка выскочила из розетки ...

-- Ты что, русская свинья, девушку удушиваешь, а мне ногу калечишь!!! - Вадим влетел на кухню, в руке у него был пистолет.
Марина отшатнулась к раковине, в которой были замочены пластмассовые лотки от мясных полуфабрикатов ...
Василий, шарахнувшись, упал на табуретку ...
Через несколько мгновений страх от вида оружия сменился сознанием: "Здесь не за что биться". Можно было резко броситься в ноги Вадиму, головой нанеся удар в пах, можно было отвлекающее-дико крикнуть и ударить с ноги ... Можно было сказать "Щас, щас ...", схватить с плиты кипящий чайник и умыть сытое лицо морковного бизнесмена ...
Василий сказал: "Я пойду". Сказал спокойно и опустошенно. Как спокойно и опустошенно падает слегка смерзшаяся грязь на тупо красную обивку гроба.
-- Иди, хулиган ... - Вадим, слегка заикаясь от волнения, повторял "Иди, иди, хулиган" и прятал пистолет в карман пиджака.
Компенсационная реакция от стресса у Марины проявилась в желании скорее включить радио. Она, глотая слезы и сопли, трясущейся рукой нашла розетку. Реклама кончилась. Запела Аминаза.
-- Таю, таю, таю на бровях, - голос звучал сильно, певица была знакома с нотной грамотой и не позволяла себе дешевых ошибок, прощаемых рок-музыкантам.
Василий вышел из подъезда, не забыв свой пакет с выпивкой. Размахнувшись мешком, хлопнул бутылки о бордюр. Собака, которую подкармливали жильцы, шарахнулась влево к детской площадке.
-- Прости, пес, - пробормотал Василий и отправился домой спать. Пустота и душевная отравленность гасили все прочие желания ... Желания мести, разрушения, саморазрушения ... Целью было - дойти до дома и уснуть.

Федор, которого все на заводе почему-то звали Фрэнк, подошел к Василию в обеденный перерыв и сказал:
-- Пойдем, покурим?!... - сказал именно так - вопросительный знак, восклицательный и многоточие. Предложение было странным. На заводе все курили, где заблагорассудиться. У станка, в уборной, в столовке ... Предложение отправиться курить где-то в определенном месте означало только одно - дело. Три знака препинания только подтверждали эту деловость.
-- Мне тут, понимаешь, штуку одну продать надо ... Фрэнк вытащил из внутреннего кармана старенькой джинсовой куртки авторучку-самострел. Похлопал себя по другому карману - патроны мелкашечные подарю!
-- А я чего, Солоник что ли, мне-то зачем?! - спросил Василий.
-- Ну не тебе, может знаешь кому надо, я машину тестя разбил, кой чего уже наскреб на ремонт, надо еще где-то соточку зеленых рубануть ... И так вони было ...
-- Ну тебя, Фрэнк, ... - Василий выругался.
-- Да я чего, я не телемагазин, просто спросил, может надо. Надумаешь, скажешь.
Через два дня Василий, вовсе не надумывая, принес Фрэнку сто пятьдесят долларов.
-- Семьдесят пять за авторучку, а семьдесят пять тебе в долг, - сказал он.
-- Ну, Васек, спасибо! - сказал Фрэнк, обрадовано спрятал деньги, и отдал Василию "Паркер - Калашникова" и горстку патронов.
-- Ты не беспокойся, за мной ...
-- Да не суетись, я знаю, ты всегда отдаешь, - ответил Василий и, торопясь, пошел прочь от проходной. Григорьевна - вахтерша уселась чистить картошку, чтобы пожарить ее на электроплитке. Борясь со скукой, она сделала радио погромче.
-- С вами и в еще ста двадцати городах России радио "Рот - Фронт" ... Нашу золотую десятку недели завершает новая песня Аминазы! О ... я начинаю таять!!! - зашелся в предыханиях ведущий.
Василий скрылся в корпусе цеха.

-- Васек, сегодня Ларин у электриков в дежурке проставляется. Любка его родила. Пойдешь? - спросил Валерка.
-- Пойду, Валер. Только сорваться вовремя нужно, чтобы как после дня независимости прогулов не нахватать ...
-- Да, заквашивать надо грамотно, - ответил туманно Валерка.

В дежурке было сильно накурено, в огромном электрическом самоваре варились сардельки ... Петр Иванович развлекал пришедших предзастольной беседой. Следом за Василием вошел Борька из гаража, неся в руке магнитолу "Филипс".
-- Мы, мужики, при музыке! Будем пить как цивилизованные люди! Вась, слей водичку из самовара, прямо оттуда таскать сарделечки будем. Где розетка?
Под звучащую на втором плане однообразную Музычку пошли новости ... Петр Иванович поздравил Ларина с сыном ... Стаканы наполнились по второму разу. Борька сделал радио погромче:
-- По многочисленным просьбам наших слушателей, клиентов-пациентов, - острил ведущий, - после рекламного блока мы ставим, ставим, ставим!!! - его несло в истерические джунгли. Ставим новинку от блистательной и тающей на бровях всех слушателей Аминазы!
Василий встал, взял с электрического щитка свою сумку.
-- Извините, ребят, я пошел, меня баба ждет. Невеста ...,- зачем-то добавил он.
-- Невесте и положено ждать! - крикнул Борька.
-- Силой не держим! - с претензией на мудрость промолвил Петр Иванович.
Мужики заспорили о невестах, об ожидании, о "силой не держим" ...

Автостанция мерцала габаритными огоньками маршруток и автобусов. Все три звуковоспроизводящие точки работали на полную мощность. Сливались воедино полуголые плачи, ритмичные подростковые постукивания и хрипатая "поэзия" решетки ... Гной струился из динамиков и пропитывал собой пространство.
Виталий и Анастасия возвращались из гостей, от таких же как они глухонемых. Василий с работы, сумев с помощью радио "Рот - Фронт" вовремя прервать пьянку. Дверь подмосковного кэба хлопнула, впустив последнего пассажира, водитель завел двигатель, фары осветили корму впередистоящей маршрутки. Рядом с номерным знаком красовалась яркая наклейка "Рот - Фронт - развесь уши". Шофер правой рукой дотянулся до автомагнитолы ...
-- Слушай, друг, выключи, пожалуйста, голова раскалывается! - попросил Василий. Парень за баранкой понял его по-своему:
-- Не допил ты, братан! Ладно, сейчас эту тягомотину выключу! "Рот - Фронт" заслушаем! Там и песняки классные и Симка прикольные анекдоты про русских травит.
-- Про кого? - не расслышал Василий.
-- Да, про нас, братан! Про страну эту сраную!...

В салоне маршрутного такси сидело четверо: один труп и трое живых. Рука водителя застыла на руле. Только что беспрерывно барабанила, отбивая ритм, и вдруг улеглась спокойно. Виталий, удивляясь тому, как долго машина стоит на остановке, встал с заднего сидения, заглянул к водителю. Схватил Анастасию за руку, распахнул дверь ... Пара глухонемых исчезла в темноте. Василий посидел еще с минуту, потом нащупал на магнитоле ручку громкости, повернул до максимального уровня ... Оставив дверь открытой, пошел по шоссе, фальшиво подпевая Аминазе ...

В моей стране пахнет шаурмой и водкой, анекдотами Симки, песнями Аминазы, носками Вадима ... Но ветер пока еще не подконтролен. Он доносит до меня легкий запах пороха из маршрутки на пустом шоссе. Такое серьезное существо, как ветер, с ерундой носиться не будет.

октябрь 2001 г.
Люберцы

[dawg]

cказка про Птицу и Собаку
Автор: Сэмо

[ принято к публикации 13-10-2006 11:13 | Бывалый ]

— Дед, расскажи мне сказку на ночь, — попросила внучка, устраиваясь поудобнее. Она любила слушать дедовские байки.
— Хорошо, — старик уселся на краешек кровати, — ты слушала историю про дружбу Осенней Поляны и Перекати-Поля?
— Да, дед, слышала, еще в прошлый раз. Хочу что-нибудь новое.
— Гм… ну… Тогда слушай, — старик на пару секунд погрузился в свои мысли и начал рассказ. — В глухом лесу, куда очень редко забредают люди, да и люди ли, никто не знает того, в лесу, где у каждого дерева, зверя, травинки и даже камня есть душа встретились однажды ранней весной Собака и Птица. Их пути-дороги пересеклись случайно, на одной безымянной поляне.
Птица была свободной, и ей очень нравилось это ее состояние, устав от продолжительного перелета, она уселась на ветку.
Собака же была неспокойной, она рыскала по лесу в поисках следа…
— Кого же она искала, дед?
— Того, комы бы могла подарить свое тепло и помогать. Ведь всем собакам бывает нехорошо, когда нет ни одной живой души, о которой можно заботиться. Слушай дальше.
— Я слушаю, дед, Слушаю.
— Так вот, встретились бы они да и разбежались по своим делам, Птица — в небесную синь, Собака — в лесную чащу по новому следу, если бы не вышел в тот момент на поляну Дух Любви и Смерти в личине человека-охотника. То ли забавы ради, то ли ради чего, но Дух Любви и Смерти выстрелил, вскинув свое ружье. Дробь, что одна на двоих перебила Птице крыло, а Собаке разворотило грудную клетку.
— И они что, дед, умерли?
— Нет, просто эта дробь-одна-на-двоих связала их в месте. Собака сказала Птице, давай я буду как умею, таскать сухие ветви в зубах и строить нам гнездо. Давай, сказала птица, все равно мое крыло перебито, так что я никуда уже не улечу. Так и стали они жить в своем гнезде, не смотря на то, что такие разные. Ходили в гости к друзьям Барсукам, пить отвар из шишек.
Им было хорошо вместе. Но приближалась осень, и дробь в крыле Птицы стала в холодные ночи отзываться тупой болью. Птица кричала в слезах, говорила: нам нельзя быть вместе, мне плохо очень-очень, давай разойдемся по разные стороны леса. И от этих слов дробь в груди собаки начинала пульсировать, она, глухо рыча, спрашивала Птицу: тебе… со мной… плохо? А на траве красными бусинами горели капли собачьей крови. Нет, мне хорошо, очень хорошо, — отвечала Птица, — но я мучаюсь, я постоянно думаю, что вру тебе, себе, всем, что мне делать?
Собака выла, она никак не могла смириться с тем, что вновь может потерять того, о ком можно и стоит заботиться. Разреши мне быть рядом!... — скулила она, — разреши, разреши…
После этих слов старик прервал свою сказку, уставившись в одну невидимую точку на стене. — Дед, — потормошила его внучка, — дед, а что было дальше? Какой же у сказки конец?
— Я и не вспомню сейчас. Хотя… у этой сказки могло быть два конца. Собака и Птица смогли суметь растворить эту дробь-одну-на-двоих, переплавить ее в своих телах. И тогда бы крыло птицы прошло, а Собака бы превратилась в Ворона. Но могло бы случиться и по другому. Они бы действительно разошлись по разные стороны леса. И каждый бы сам искал себе лекарство от боли, что причиняет дробь Духа Любви и Смерти. Я не знаю правильной концовки.
— Дед, скажи, а отчего, когда ты вдруг замолчал, тебя глаза стали такими, ну, такими…
— Какими?
— Ну, как у нашего Джима.
Услышав свое имя в комнату, прошел косматый пес и положил свою тяжелую морду старику на колени.
— ну, такие глаза у меня, от того, что я оборотень, — ответил дед, — ведь смотри, какая луна сегодня. Но про это я тебе не сегодня расскажу. Спи.
— Хорошо, — сказала внучка, засыпая, — хорошо…
Дед прошаркал тапками на кухню, пес увязался за ним следом.
— Что Джим, грустно тебе, да? — спросил дед, размышляя, чтобы ему выпить: крепкого чаю или же водки. Этой ночью ему было не до сна.

[dawg]

один из рассказов который как мне известно войдет в сборник Infants terrible под ред. С.Минаева :)
во всём виноваты бабы :)

Шерше ля фам
Автор: Игорь Веецсом
[ принято к публикации 25-07-2006 13:16 | Бывалый ]


Самолет ТУ-154М, выполняющий рейс №735 по маршруту Нижний Новгород-Москва, рассекал темно-малиновое небо на высоте десять тысяч метров. Время вылета было задержано на два часа по метеоусловиям Москвы, и стрелки часов приближались уже к полуночи. Мягкий приглушенный свет и мерное гудение мощных моторов авиалайнера создавали атмосферу расслабляющую и по-своему уютную. Большинство уставших за день пассажиров мирно посапывало в своих креслах, в то время, как стюардессы развозили на тележках чай-кофе, предлагая его немногочисленным бодрствующим экземплярам.

Пассажир Семен Залупицкий, служащий компании «Московские веники», пребывал в приятной полудреме. Командировка оказалась весьма удачной. Семен подписал два долгосрочных контракта на поставку березовых и дубовых веников непосредственно от производителей по ценам ниже стандартных и ожидал от этого как минимум премии в размере месячного оклада. Кроме того, один из поставщиков, в честь заключенной сделки, накрыл для Семена богатый ужин в местном ресторане. Ели греческий салат, собак по-корейски, запивали французским коньяком, приятно беседовали на темы отвлеченные от бизнеса, можно сказать, философские – о бабах, футболе и крепких спиртных напитках.

Сейчас, честно исполнившему свой трудовой долг Семену, снилось, будто его гражданская подруга Машуха, с которой он вдрызг разругался пару месяцев назад, снова вернулась к нему. Он сидит в кресле возле журнального столика, а голая Машуха, повернувшись к нему тугой белой задницей а-ля кобыла Буденного, соблазнительно нагибается и наливает кофе в маленькие фарфоровые чашечки. Между ее в меру полноватых ног Семен видит черные завитки волос, его рука непроизвольно тянется туда…

В этот сладкий миг что-то отвлекло Залупицкого от его сладких грез, он приткрыл один глаз и увидел в двух сантиметрах от себя выпяченный в его сторону зад стюардессы, обтянутый темно-синими фирменными брючками, которая как раз в этом момент наливала кофе огромному волосатому детине, сидящему наискосок через проход от Семена. Ноги стюардессы были раздвинуты для лучшего сохранения равновесия, и между ними виднелся выпуклый бугорок, каковой Семен машинально и погладил, не различая еще спросонок явь это или грезы…

Стюардесса с классическим именем Жанна (940 летных часов) провела образовавшиеся четыре часа между рейсами из Москвы в Нижний и обратно в страшной спешке. За это короткое время она успела сделать следующее:

1. Стремглав бросилась на стоянку автомашин перед зданием аэропорта, где в своем джипе с начерно затонированными стеклами ее ожидал Вовик.
2. Сделала Вовику минет.
3. Мастерски поимела Вовика тут же в джипе.
4. Съела с Вовиком по два чебурека в местной чебуречной, запивая их кислым красным вином.
5. Вернулась с Вовиком в джип.
6. Сделала Вовику второй минет.
7. Еще более мастерски поимела Вовика во второй раз.
8. Съела с Вовиком по шашлыку в местной шашлычной, запивая его молдавским коньяком.
9. Снова вернулась с Вовиком в джип.
10. Сделала Вовику третий минет.
11. Отдалась Вовику на заднем сиденье джипа.
12. Получила от Вовика в подарок французские духи и сто баксов «на поддержку трусов».
13. Стремглав бросилась в зону отдыха для экипажей, где в техническом помещении сделала минет командиру своего экипажа летчику 1-го класса Сергееву Василию Степановичу (3210 летных часов).
14. Мастерски поимела Василия Степановича тут же на ведрах для уборки помещений.
15. Съела с Василием Степановичем по домашней котлете, запивая пивом «Волжское».
16. Получила от Василия Степановича обещание провести вместе неделю на одном из курортов черноморского побережья.
17. Купила в местном аптечном киоске мазь стр######оцидовую заживляющую и пачку прокладок.
18. Приняла по описи от службы снабжения аэропорта: кофе черного растворимого «Бодрые глаза» – 4 банки, чая черного «Чифиризада» - 6 пачек, сахара рафинированного «песок» - 3 кг, воды минеральной с газом – 18 бутылок, без газа – 12 бутылок, сока натурального порошкового в ассортименте – 14 пачек по 1 л.
19. Приступила к обслуживанию пассажиров по мере их загрузки в авиалайнер.

Прикосновение руки Семена к натруженной промежности Жанны было для нее подобно разряду электрошокера, случайно засунутому в заветное место вместо вибратора. Дико взвизгнув, она резко дернулась вперед, от чего содержимое кофейника (емкость 1,5 л, температура находящейся в нем жидкости 98 градусов С) вылилось на брюки детины, с большим интересом заглядывающего в этот момент в вырез ее распахнувшейся блузки. Озверевший от дикой боли в ошпаренной мошонке, детина с диким ревом схватил Жанну за горло и стал трясти ее словно мешок с сухим дерьмом. За секунду до того, как хрустнули ее шейные позвонки, Жанна успела нащупать в кармане блузки «кнопку тревожную ДЭС-1» и нажать ее.

В кабине управления самолетом прозвучал резкий зуммер, и замигала красная лампа на потолке.

- Блин, что за херня?! – выкрикнул, подпрыгнув в кресле, Сергеев. – Брусков, быстро взял «Макарова» и в салон!

По инструкции членам экипажа можно было пользоваться тревожной кнопкой только в самых экстренных случаях, которые, по сути, сводились к двум ситуациям: угроза захвата воздушного судна террористами и внезапно выявленная техническая неисправность, которая могла привести к аварии самолета. Вторая причина отпадала, так ни один прибор не показывал резкого изменения параметров полета. Оставалось одно – и командир корабля вел себя абсолютно адекватно явной угрозе на борту судна.

- Какого хера стоишь, блин нахер! – заорал он снова второму пилоту Брускову (214 летных часов). – Хватай пушку, ушлепан, бегом во второй салон!

С пистолетом в руке бледный Брусков в три прыжка проскочил салон бизнес-класса, где пассажиры уже проснулись от внезапного шума и с недоумением, а то и со страхом, озирались по сторонам, тревожно гомоня. Когда он влетел во второй салон, его взору предстала следующая картина: какой-то здоровенный черноволосый мужик яростно тряс стюардессу Лузгину и орал при этом благим матом. Лузгина при этом признаков жизни не подавала.

Дальнейшие события разворачивались с молниеносной быстротой. Брусков вскинул руку с пистолетом и произвел в террориста три выстрела подряд. Для боевого крещения результаты были неплохими. Первым же выстрелом он снес обезумевшему мужику полголовы, и тот, вместе с мертвой Жанной, рухнул на пол в проходе. Мозги мужика разлетелись в стороны, обильно забрызгав лицо перепуганного и ничего не понимающего Залупицкого. Второй выстрел убил наповал сидящего в хвосте самолета Зайцева Спиридона Кузьмича, 1944 г.р., возвращающегося со свадьбы своего внучатого племянника Зайцева же Владимира. Третий выстрел ушел вверх и замкнул электропроводку лайнера, отчего свет во всех салонах погас, одновременно усилив в три-четыре раза вопли отчаяния и страха окончательно теперь уже проснувшихся пассажиров.

Очнувшийся в этот момент от сна гражданин Германии Сибелиус Штенкермауэр, тридцати семи лет, сидевший в кресле на уровне стреляющего пилота Брускова с криком «Хенде хох!» нанес тому мощный удар по черепу своим дюралевым кейсом, оперативно выхваченным из-под кресла. Двенадцатикилограммовый кейс раздробил височную кость Брускова и превратил его лицо в сплошную кровавую маску. Умирающий пилот, падая, успел произвести еще два выстрела в пол, чем вызвал разгерметизацию салона. Сидящая рядом со Штекермауэром молодая женщина, схватила со своего столика пластиковую вилку и с силой вонзила ее в правый глаз гражданина иностранного государства. В наступившей темноте обезумевшая толпа пассажиров принялась хаотично метаться по салону, сильно раскачивая авиалайнер.

В кабине управления командир воздушного судна, прислушиваясь к выстрелам и воплям из пассажирского отделения и ощущая раскачивания судна, уже общался с наземными службами:

- А я откуда знаю, блин нахер! Не было никаких требований пока! Там стрельба идет в салоне, блин нахер, как на фронте! Я запертый тут сижу, тваю мать, но, если замок расстреляют из пистолета, хер он выдержит! У меня разгерметизация уже пошла, я снижаюсь, давайте срочно коридор! Куда садить будете, срочно сообщайте, блин ###### а то поздно будет! Может, они в Кремль ебануть хотят!

Вторая стюардесса Грищенкова Людмила (590 летных часов), стоящая спиной к запертой кабине управления, раздробила шпилькой туфли уже чью-то третью челюсть. Била она наугад с обеих ног, как только поблизости мелькал чей-то силуэт. Пригодился третий дан по каратэ, который она заработала еще до своей летной карьеры, работая официанткой в подмосковном городе Долгопрудный. «Врешь, не возьмешь», - яростно ш######ала отважная девушка, после каждого метко нанесенного удара. Заслон опасному врагу был поставлен надежный.

В это время на земле проводился комплекс спецмероприятий по разрешению кризисной ситуации:
1. Был срочно созван Штаб по координации антитеррористической деятельности.
2. Местом дислокации Штаба был определен военный аэродром в подмосковном Чкаловском, куда было решено сажать захваченный террористами борт 735.
3. В столице и области милицией был был приведен в действие план «Перехват».
4. На аэродроме в Чкаловском были оперативно сосредоточены: машины пожарные – 12, машины «Скорой помощи» - 44, машины ПМГ с укомплектованным оперативным составом – 32, рота спецопераций дивизии им. Дзержинского – 1, батальоны внутренних войск МВД РФ – 2, спецгруппы быстрого реагирования ГРУ – 6, спецподразделение ФСБ «Изумруд» - 1, танковая дивизия им. Чапаева – 1.
5. Спецслужбами срочно отрабатывался список пассажиров, а также всех сотрудников наземных служб аэропорта «Нижний Новгород», а также их родственников.
6. Приведены в полную боевую готовность войска ПВО страны и войска Московского военного округа.
7. Главой Штаба был назначен премьер-министр страны.
8. Каждые пятнадцать минут о ситуации с захваченным лайнером докладывалось Главнокомандующему.

- Да хера мне толку, что ты премьер! – орал Земле командир корабля Сергеев, сидя за штурвалом в кислородной маске. - У меня кислорода в маске только на сорок минут! Я вот упаду сейчас куда-нибудь вместе с самолетом, а ты останешься премьером! Нихера никакой обстановки доложить не могу, все приборы вырубились, блин на хер! Кто-то кричит в салоне, а кто – хер его знает! Какая в жопу видеокамера, ее поставили, и хер ее кто опробовал когда!

В этот момент параллельно курсу снижающегося ТУ-154М возникло три тени военных боевых машин. Судя по силуэтам, Сергеев определил в них истребители СУ-35, впрочем, в темноте мог и ошибиться. «Гады, - подумал он, ощутив вдруг прилив какой-то внезапной апатии, - неужели расстреливать будут». Но, судя по всему, истребители пытались направить оставшийся без управления самолет по нужному курсу. Один из них приблизился почти к самой кабине, где сидел Сергеев, и покачал крыльями. Сквозь стекло его фонаря тот увидел хмурое лицо пилота, который исподлобья глядел прямо в глаза Сергееву. Рука Сергеева дернулась на штурвале и самолет неожиданно вильнул вправо, задев СУ-35.

Обе машины, объятые пламенем, рухнули, как раздвоившаяся огненная комета, на дамбу, торжественно открытую всего восемь дней назад у городского поселка Большое Лядищево, и обрушили ее словно карточный домик. Освободившийся поток воды (сто двадцать восемь миллионов кубических метров воды) в течение шести минут стер спящий городок с лица земли (справка: г.п. Большое Лядищево, 14 594 жителя согласно всероссийской переписи 2002 г., фабрика резиновых изделий № 2, коммерческое ПТУ кремационных услуг).

В ночной Москве в маленькой квартирке на улице Юлия Цезаря повернулась в своей кровати на другой бок второй бухгалтер Мария Волобуева, почесала клитор, и подумала скозь сон: «Так этот улепок, Залупицкий и не звонит. Набрать его завтра что ли…»

[dawg]

Танатос 78
Автор: Немец
[ принято к публикации 01-11-2006 07:25 | Cфинкс ]

«Смерть — это маленький мусорщик, тихий, как мышь.
Он ездит в общественном транспорте
и никогда не скажет ничего интересного».

Тибор Фишер «Пальчики оближешь»

1.

Нельзя прожить жизнь и ни разу не получить кулаком в челюсть. Это было первое, о чем я подумал, отрываясь от земли. По всем законам физики, мое тело должно было двигаться по отрицательной параболе с конечной точкой на кафельном полу сортира в трех метрах от первоначального положения. Восемьдесят килограмм меня так и сделали — не в моей компетенции высказывать недоумение по поводу гравитации. Так что я летел и целое мгновение мусолил ту философскую банальность. Сказать откровенно, не первый раз в своей практике я обращался к подобному автотренингу. Потому что моя физиономия помнит отпечатки трех сотен кулаков.
В полете меня развернуло, так что я ляпнулся на бок, сильно ударившись правым локтем и успев подложить под щеку левую ладонь. Иначе, я выплюнул бы несколько зубов, хотя один все равно выплюнуть придется. Это было второе, до чего я додумался, ощупывая языком ротовую полость на предмет повреждений. Наручные часы на левом запястье находились в пяти сантиметрах от моего лица, я скосил на стрелки глаза, пытаясь сфокусировать зрение на таком коротком расстоянии, и отметил, что времени осталось полторы минуты — вполне достаточно, чтобы успеть сломать мне пару ребер.
У меня заурядная и скучная работа, но иногда в ней появляются интересные моменты, — это было третье, о чем я подумал, считая удар в челюсть точкой отсчета. Следом я заключил, что слишком много мыслей лезет из моей головы, за интервал времени в пару секунд. Я давно заметил, что моя голова работает лучше, если ее немного встряхнуть. Но инстинкт самосохранения пресек поток тех размышлений — он уверял, что в данной ситуации надо не мысли генерировать, а отползать в сторону, пока тяжелый ботинок не постучался в почку. Так я и сделал. Перевернулся на живот и пополз к унитазу. Наверное, я собирался за ним спрятаться.
Отползая, я думал о том, что удар, который мне отвесил верзила, заслуживает быть помещенным в коллекцию. Такие удары можно собирать, как марки. Яркий, правильный, без единой лишней детали. Сразу чувствуется, что человек, обладающий способностью к таким хукам, не разбрасывает их направо и налево, но всегда абсолютно точно знает, кому и зачем тот хук предназначается. Так что подобное можно рассматривать, как дань уважения. А можно, как наказание глупости. Вот в чем причина — глупость, это грех, до которого человек додумался сам. Не Господь. В списке смертных грехов она не фигурирует. Потому то я глупостью и злоупотребляю — не в силах посягнуть на запреты божественные, я с удовольствием посягаю на запреты людские. С моей однообразной работой это хорошее развлечение, хотя начальство (если прознает) за подобные выходки по голове не погладит.
—Ну что, еще будут наставления? — с угрозой спросил верзила.
Я облокотился спиной об унитаз и потрогал пальцами челюсть. Немыслимо, но она оказалась крепче, чем следовало — хук ее не сломал и даже не вывихнул! Хотя, к чему эта патетика? Если бы эта челюсть была менее прочна, моя коллекции первоклассных хуков не насчитывала бы двести тридцать восемь экземпляров.
—Хороший удар, — похвалил я довольно искренне и поспешно добавил, дабы верзила не успел сменить гнев на милость, — но ты, баран, так ничего и не понял! Да, я вижу, что слово у тебя не расходится с делом, и мое тебе за это уважение. Только, видишь ли, времени у тебя осталось меньше минуты, а ты тратишь ее на физические упражнения, хотя впору позаниматься умственными, а то и духовными!
—Я смотрю, с первого раза ты не понимаешь, — он сделал шаг в мою сторону. — Я ведь и убить могу…

Явился в этот бар я пятнадцать минут назад. Опоздал немного — планировал быть пораньше. Что тут поделаешь — пробки. Если транспортные коммуникации — артерии города, то автомобильные пробки — их затычки.
Я умостил свою задницу на высокий табурет у стойки и с надеждой посмотрел на бармена — бесполезно, он меня не замечал. Я не обиделся, я уже привык, что бармены, кассиры, продавцы, секретарши, etc — одним словом обычные живые люди, не воспринимают меня, как раздражитель зрительного нерва. Так что я решил не затягивать игру в гляделки и обслужить себя сам. Я встал, зашел за барную стойку, снял с полки стакан и бутылку текилы, и вернулся на место. Я успел пропустить три порции, прежде чем бармен с удивлением обнаружил сие беззаконие — он молча таращился на початую бутылку и стакан рядом с ней секунд десять, потом настороженно оглянулся по сторонам, наконец, сгреб все и спрятал под стойку. Меня он так и не заметил, но четвертую порцию мне уже не хотелось, потому я сосредоточил внимание на «клиенте».
Он сидел за столиком в десяти метрах от меня и хлыскал водку, занюхивая ее лимоном. У моего «клиента» было больное сердце, и узнал он об этом совсем недавно. По этому поводу и пил, хотя врачи ему строго настрого запретили. Впрочем, в случае с моим «клиентом», медицина ему все равно бы не помогла. Медицина ведь только думает, что спасает людей, на самом деле все гораздо сложнее. В нашей работе, например, тоже бывают огрехи — ничего идеального не существует, но по сравнению с медициной мы атомный хронометр, по которому весь мир сверяет часы.
Я, не спрашивая позволения, умостился за его столик, и пристально так на «клиента» уставился.
—Проблемы? — спросил крепыш, спокойно выдержав мой взгляд.
С сердцем такая ерунда — если оно больное, чаще всего по внешности его обладателя этого не определить. Вот и «клиент» мой — мужчина тридцати шести лет, рослый, с развитой мускулатурой и крепкими кулаками, кто догадается, что в кармане у него пузырек Валидола?
—У кого? — в свою очередь спросил я и взглянул на часы.
—У тебя. Чего вылупился?
Времени оставалось семь минут, потому я решил пропустить вступление и сразу перейти к сути:
—Наверное, грустно прожить жизнь в спортзале, чтобы в один прекрасный момент узнать, что твое сердце никуда не годиться, и что отныне тебе ничего нельзя поднимать тяжелее килограммовой гантельки?
Брови моего «клиента» поползли на лоб.
—Ты кто такой?
—Мое имя? Зачем оно тебе? Вернемся лучше к тебе, потому как времени осталось не много, а мы еще ни к чему не пришли. Итак… После такой новости ты понимаешь, что тебе даже сексом нельзя заниматься по-человечески, без боязни, что сердце не согласится с оргазмом и пошлет своего хозяина куда подальше. Легкая пробежка может отправить тебя в реанимацию. Стресс, не напрягаясь, способен уложить тебя в деревянный ящик. Резкая смена климата — и ты склеил ласты. Приснился ночью кошмар — и ты дал дуба. Признай — одной ногой ты уже в могиле. Самое время подумать о том, как ты прожил эту жизнь, чего сделал хорошего, как много набедокурил, и построить гистограмму совершенных грехов, чтобы определить с какого начинать каяться. Который из семи ты любишь больше всего?
Удивление в глазах моего «клиента» гасло, взамен проявлялась злость. Голос стал больше походить на рык.
—С какой это радости я должен тебе исповедаться?!
—Вполне возможно, что тебе больше некому будет исповедаться. С твоим сердцем ты можешь не протянуть и до завтрашнего утра. Или до вечера? Как думаешь, много у тебя времени? Ultima forsan,* — как писали на церковных башенных часах в средние века.
—Проваливай отсюда, придурок!
За соседними столиками народ начал оглядываться, переш######ываться и показывать на моего «клиента» пальцем. С ними я был согласен — верзила и в самом деле вел себя агрессивно.
—Не делай поспешных, к тому же неверных выводов, — посоветовал я ему. — Во что я тебе скажу: забудь про злобу, у тебя нет на нее времени.
Верзила схватил меня за отворот пиджака.
—Обычно я так долго не терплю, — процедил он, пытаясь убить меня взглядом.
Сознаться, от такого взора — бык, готовый кинуться на плащ матадора, не меньше — у меня мурашки по коже бегают, вот и тогда я почувствовал, что спина начинает потеть. Но что поделать — раз уж я ввязался в эту глупость, надо было доигрывать спектакль до конца.
—Может быть, поэтому у тебя и проблемы с сердцем? Знаешь, нервы на нем сильно сказываются. И потом, видишь ли, уважаемый, я не могу никуда деться — в данный момент я на работе…
Я хотел было еще раз попытаться ему объяснить, что он попусту тратит время, которое мог бы потратить с большей пользой, но верзила приподнял меня над стулом и придал ускорение в сторону туалета. Я едва устоял на ногах. Как только я переступил порог сортира, он захлопнул за собой дверь и подарил мне тот великолепный хук.

Я улыбнулся. Нет, вы послушайте, что говорит эта тупица! Убить меня! Тавтология. Ну да развивать тему словесного каламбура моего «клиента» было поздно — стрелки отчаянно тикали в направление развязки.
Я поднялся на ноги, отряхнулся, скрестил руки на груди и подарил своему клиенту последнее, что еще можно было успеть ему подарить — взгляд глубокой скорби по никчемному болвану, который прожил жизнь зря и ничегошеньки в ней не понял.
—Ты не можешь меня убить, — доверил я ему одну из своих тайн.
И вот он — миг трагической развязки этой короткой, но емкой пьесы! Я закинул правую руку за спину, а запястье левой поднес к лицу, так, чтобы часы были в поле зрения, приподнял подбородок, и не сводил с верзилы глаз. Голосом конферансье, объявляющего знаменитейшего актера, я произнес:
—Як Вениамин Гаврилович, ты умрешь через шесть, пять, четыре…
На третьей секунде мой «клиент» вдруг согнулся, в его глазах отразились ужас и боль.
—Кто… ты?.. — прохрипел он.
—Меня зовут Танатос 78, — больше не было смысла скрывать от него правду, которая ему все равно не понадобится. Так всегда в жизни — ищешь что-то, ищешь, а потом находишь и оказывается, что оно тебе сто лет не нужно. Иногда меня успевали спросить, почему 78? На это я отвечал: потому, что есть и Танатос 77 и Танатос 79. И это была чистая правда.
Верзила уже стоял на коленях, уткнувшись лбом в кафельный пол. Странная штука жизнь — минуту назад он гепнул меня мордой об эту обоссанную плитку, а теперь сам бил ей челом. С людскими жизнями всегда так — никогда не знаешь, что ждет тебя за поворотом.
На последней секунде мой «клиент» выудил из кармана пузырек Валидола, но тут же выронил. Белый бочонок с лекарством неторопливо покатился к унитазу. Наверно, тоже хотел от кого-то спрятаться. Впрочем, лекарства бы все равно не помогли. Если в Книге Судеб напротив твоего имени стоит дата и время (а появляется она там не в момент рождения, но на протяжении жизни), никакая пилюля тебе уже не поможет. Увы.
Верзила замер, и плавно завалился на бок. Финальная сцена в момент завершения. Можно опускать портьеры и гасить юпитеры.
Дверь туалета открылась, парень уставился на лежащего человека, нерешительно приблизился, потрогал за плечо, сказал «эй», убежал. Через минуту здесь собралось уже пять человек.
—С ним и в зале было что-то не так, — делился впечатлением один из них. — Он разговаривал сам с собой и дергал руками, словно хотел кого-то схватить…
—Может, почуял Смерть…
Я улыбнулся. Зачем меня чуять? От своих «клиентов» я не прячусь.
Я достал из внутреннего кармана ежедневник и напротив троесловия «Як Вениамин Гаврилович» поставил галочку. Ниже располагались еще два имени — мой объем сегодняшних дел.
Такая вот работенка. Чуть-чуть статист, немного клерк, самую каплю душеприказчик. Распространенное заблуждение, будто наш брат является, дабы кто-то умер раньше положенного срока не верно в корне. Наше дело засвидетельствовать, что реальные события не расходятся с Книгой Судеб. Всего то. Я же говорил — скучное и однообразное занятие. Если бы не эти маленькие спектакли, которые я себе втихаря от начальства позволяю, можно было бы свихнуться прямо на рабочем месте. Мы даже души умерших не трогаем — этим занимается отдельная служба.

2.

Я сидел на парапете девятиэтажки, свесив ноги в тридцатиметровую пропасть, и смотрел, что делается внизу. Там ничего особенного не делалось. Легкий ветерок заставлял дрожать листья тополя, чуть дальше носились по проспекту разноцветные автомобили. С такого расстояния они казались игрушечными. В жизни всегда так — чем больше отдаляешься от предмета, тем меньше этот предмет имеет над тобой власть. Что это — метафизический закон о взаимодействии живой и неживой материи?
Я болтал ногами, генерировал ответы на этот никому не нужный вопрос и старался попасть плевком в прохожих, если они оказывались подо мной. Впрочем, целился не очень тщательно — постоянно промазывал. Нормальный ответ тоже не придумывался. Очевидно, по той же причине, что и с плевками — их владелец особенно не старался. Да и зачем отвечать на идиотские вопросы? Достаточно сказать: не знаю, но вопрос хороший. Тем самым ты остаешься как бы интересным собеседником, и ограждаешь себя от необходимости искать ответ.
Таким вот образом я убивал время, потому что моя «клиентка» опаздывала. Я уже забеспокоился, что она просто перепрыгнет через меня в последнюю секунду, и я останусь без возможности провести в милой болтовне пару минут, которые скрасят мое монотонное существование. Но она не стала отходить от классической схемы, по которой полагалось выйти на парапет и собрать энное количество зевак. Самоубийство — это же спектакль, а каждому актеру нужен хотя бы один зритель, иначе действо теряет смысл.
Она забралась на парапет.
—Хорошая погода, верно? — задал я невинный вопрос.
Моя «клиентка» чуть не оступилась. Она уставилась на меня широко раскрытыми глазами, не в силах понять, откуда я взялся.
—Не пугайтесь ради Бога, — попросил я. — А то вы свалитесь раньше, чем положено.
На ней было тонюсенькое платье, и ветер обклеил им ее стройное точеное тело, зачесал назад подол и волосы. Готов поклясться, час назад она приняла душ и надела чистое белье. От нее даже пахло духами. Это же так символично — свидание со Смертью. Эта мысль была мне приятна, но девушка была совершенно не в моем вкусе. То есть, не в плане сексуальности и телесного притяжения — с этим то все было как раз в порядке. Просто, во-первых, в ее лице уже не было жизни, ее глаза умерли задолго до того момента, когда она отважилась на самоубийство, а я предпочитаю живые натуры, фонтанирующие энергией. А во-вторых, за такую выходку я отправлюсь в долгий отпуск ниже, чем центр Земли. Так что «свидание со Смертью» для моей «клиентки» станет совершенно не тем, чего она ожидает. Ни тебе романтики, ни высоких переживаний — бумц, и от тебя кровавая клякса. Ничего более.
—Вы не остановите меня, — уверенно заявила юная особа и опустила взгляд к подножию пропасти.
Там уже собралось целых два зрителя. Один стоял, запрокинув голову и указывая на нее пальцем, второй прижал к уху ладонь — должно быть звонил по сотовому телефону.
—Боже упаси! Я и не собирался вас останавливать. Скажу вам больше — я не имею право вас останавливать. И даже еще больше — у меня не получится вас остановить, потому что дата вашей кончины прописана несмываемыми чернилами в Книге Судеб. А это значит, что теперь даже вы сами себя не сможете остановить. Просто потому, что вы уже мертвы. Вы умерли для этой жизни давно, и теперь ваше тело попросту догоняет свою кончину. А моя задача засвидетельствовать этот кульминационный момент.
Я взглянул на часы. У нас оставалось пять минут. Распахнутые очи девушки снова обратили на меня свой взор.
—Вы повторили слово в слово мое… Кто вы? — законный вопрос.
—Меня зовут Танатос 78.
На секунду она задумалась.
—Я учила греческую мифологию… Вы Смерть?.. Смерть человек? — в этом вопросе должно было быть удивление, если бы не было столько безнадежности.
—Не знаю, — сознался я искренне, — но вопрос хороший. А человек — это Человек?
—Не так я себе представляла Смерть, — мой вопрос она бессовестно проигнорировала.
Вот она людская природа — даже на смертном одре человек остается эгоистом.
Зрительный зал увеличился на пять ротозеев. Тип, который минуту назад звонил по телефону, теперь смотрел то на мою «клиентку», то оглядывался на автостраду. Очевидно, он вызвал службу спасения, или милицию.
—А как вы меня представляли? Я должен был захватить косу? — я говорил с улыбкой. Почему, собственно, я не мог позволить себе легкое издевательство?
—А она у вас есть? — пришлось отметить, что этой особе палец в рот класть не следует. Она продолжила равнодушно, — хотя, какая разница… Символом больше, символом меньше…
Часы напоминали о скоротечности времени — оставалось три минуты.
—Сегодня вы, наконец, обратите на себя внимание, — заверил я свою «клиентку». — Смотрите, даже милиция пожаловала.
К группе ротозеев подъехал УАЗик ППС, стражи порядка в количестве трех человек выбрались из машины и обратили свои физиономии к моей «клиентке». Ничего больше они не предпринимали. Очевидно, решили ограничиться работой сходной с моей — засвидетельствовать кончину, чтобы потом вписать ее в свои протоколы. В свои игрушечные Книги Судеб.
—Сознайтесь, вам приятно, что люди наконец-то воспринимают вас не так, как обычно? — признаюсь, я сознательно толкал девушку на исповедь. Спектакль ведь должен иметь драматизм.
Она молчала ровно пять секунд, потом ее прорвало:
—Я не знаю своих родителей. Мне говорили, что меня нашел милицейский патруль в мусорном баке. Мне тогда было от силы три-четыре месяца. Если бы я не орала, то и они бы не обратили внимания.
Я отметил, что воли к жизни в младенчестве у моей «клиентки» было гораздо больше. Это нормально — в грудном возрасте люди попросту не знают, что такое сломаться.
—Потом детский дом. В тринадцать лет я потеряла девственность и совсем не по своему желанию. Каждую ночь нас сдавали в аренду наши же охранники. Всех, кто хоть отдаленно напоминал женщину. В шестнадцать лет я уже была стерильна, потому что перенесла кучу венерических болячек. Материнство мне заказали раз и навсегда. В семнадцать я покинула эту дыру, в надежде, что мое тюремное заключение закончилось, и теперь, наконец, начнется новая жизнь, полная радости и тепла. Выходного пособия хватило на билет в плацкартном вагоне в один конец до города, о котором я мечтала, как об Эдеме. Но оказалось, что если у тебя нет денег, то ты совершенно никому не нужна. Ты можешь лечь на тротуар и подохнуть с голоду, а если кто-то и протянет тебе бутерброд, то это будет пятидесятилетний мужик с проплешиной на голове и пивным пузом, который надеется, что ты ему отсосешь, как только очнешься от голодного обморока. В жизни изменилась обстановка, но совсем не изменился принцип — меня по-прежнему сдавали на ночь, только теперь я за это получала деньги, и могла снять комнату в общаге, да поступить учиться. Сейчас мне двадцать два года и у меня нет будущего. Потому что мое прошлое кошмар, и настоящее едва лучше. Да, я хочу собрать побольше зрителей, потому что я их всех ненавижу! Потому что никто из них никогда не относился ко мне по-человечески!.. Я хочу ляпнуться об асфальт, и заляпать их своим дерьмом и кровью! Мерзкие твари! Ублюдская жизнь! Ну а ты, хренова Смерть, какого черта ты явился на мою кончину?!
О, какой накал страстей! Апофеоз действа достигал кульминации. Но, извини, юная леди, первая роль все же остается за мной — мой спектакль, мне и решать.
—Было бы странно встретить Смерть в отсутствие оной, вы не находите?
Я улыбнулся и перевел взгляд на часы — у меня оставалось всего сорок пять секунд. В пору было поторопиться.
—Mores cuique sui fingunt fortunam, — голосом Римского Папы возвестил я.
Она молчала секунду, потом ответила:
—Даже перед самым Концом меня попускает моя же Смерть… Что, мне надо было всю жизнь учить латынь?!
—Это переводится, так: каждому человеку судьбу создают его нравы. Я не могу похвастаться глубоким пониманием Закона Жизни, но даже та малость, которую я понимаю, говорит мне следующее: человек не может и не должен жить, не имея воли к жизни. Иначе род человеческий попросту выродится. Ваша воля к жизни началась и закончилась в мусорном баке, когда вы орали, призывая о помощи. Как только хранитель правопорядка взял вас на руки, она иссякла. Вас приласкали, и она закончилась. Вас били — вы молчали. Вас насиловали — вы терпели. А с чего вы взяли, что все должно было само приплыть вам на блюде?
—С того, что кто-то рождается, имея за своей спиной отряд нянек и сумму на счете, — я не совру, если замечу, что в ее голосе проступила злость. Наверное, это мой талант — вызывать у умирающих злость.
—Положим, это так. Но с другой стороны, вы никогда не задумывались, почему в королевских семьях такой большой процент смертности детей? Возьмите любую царскую династию и посмотрите на количество не состоявшихся царевичей и принцесс, ушедших из жизни в младенчестве. Вам все станет понятно — нет воли к жизни, нет и жизни. И потом, зачем смотреть на других? Чего вы там хотите увидеть? Как они воюют с жизнью? Но ведь этот опыт нужен только тем, кто борется, верно? А вы боролись? Вы убили кого-то из своих насильников, или хотя бы пытались это сделать? Хрен там! Вы плыли по течению канализационных сбросов, в надежде, что оно впадает в чистую реку с красивыми островами. И сознательно гнали от себя мысль, что так не бывает — река, в которую сбрасывается канализация, не может быть чистой изначально.
—А разве убийство — это не грех? — в ее голосе пронеслась нотка сарказма.
—А самоубийство разве не грех? Хотя все это не так уж и важно. То есть важно, когда речь идет о маньяках убийцах, к которым, вы не относитесь по определению.
Солнце клонилось к горизонту, наливаясь, словно глаз быка огненно-рыжим пламенем. Мой любимый цвет.
Я взглянул на часы. Мы мило пообщались, но времени оставалось совсем чуть-чуть. Я перевел себя в стоячее положение и возвестил:
—Итак, Суиница Валентина Аркадьевна, вам осталось жить восемь, семь…
—А если я передумаю? — в ее возражении не чувствовалось силы и возможного упрямства, что только подтверждало теорию.
—Бросьте, сделайте в этой жизни хоть что-то сами. В противном случае за вас сделает это Рок. Порыв ветра, или карниз под ногами обвалится — Жизнь не обманешь. Решайтесь, иначе даже ваша кончина будет пуком без запаха. Четыре…
—Вы чудовище… — безжизненно уронила девушка и шагнула вслед за словами.
Пока ее бренное тело неслось к земле, я достал ежедневник. Снизу послышалось дружное «а-а-ах», следом одиночные и бессвязные проклятья — кровь и дерьмо Валентины достигли своих адресатов. Я поставил галочку напротив ее имени, спрятал ежедневник в нагрудный карман и обратил свой взор под ноги. Народ не спешил расходиться, и я их понимал — не каждый день становишься свидетелем юной самоубийцы, дерьмо которой взрывается фонтаном у твоих ботинок и оседает на штанах. Об этом теперь можно будет рассказывать целый месяц, поражая слушателей реальными и выдуманными подробностями. И потом можно будет вспоминать время от времени это шоу, потому что оно, как не крути, окажется самым ярким воспоминанием жизни. Такова природа человека — в своей памяти люди мусолят не что-то действительно значимое, а то, что будоражит потайные человеческие стремления. Греховные стремления. Потому что нет ни одной людской особи, которая никогда бы не думала о самоубийстве.

3.

К своему последнему на сегодня «клиенту» я заявился раньше на целый час. «Клиент» мой был писателем, и я надеялся провести это время в приятнейшей беседе.
Вечер давно сгустился до состояния гуталина, и в комнате было темно, хоть глаз выколи. Потому что из всех присутствующих осветительных приборов горела только настольная лампа, примостившаяся на край письменного стола, да еще монитор компьютера мерцал блеклым призрачным сиянием. В пятне света от лампы лежала раскрытая общая тетрадь. Левая страница была исписана на треть, на правой покоилась ручка. Лицо моего «клиента» скрывал монитор, пальцы стучали по клавиатуре.
Пора было начинать спектакль. Я покачнулся на стуле, ожидая услышать скрип ножек, но вместо этого услышал грохот свалившихся на пол восьмидесяти килограмм глупости. Бедный стул не ожидал такого к себе обращения и попросту сложился подо мной, словно карточный домик. Стук пальцев по клавиатуре прекратился, мой «клиент» выглянул из-за монитора, и уставился на меня, сидящего на обломках.
—Если бы вы постучали, перед тем, как явить мне чудо своего существования, я бы вас предупредил, что этот стул держу исключительно для непрошенных гостей, — совершенно спокойно сказал мой «клиент», и я отметил, что в его голосе присутствовало удовлетворение. Мне почему-то показалось, что на роль режиссера в этом спектакле претендует еще одна персона.
Я поднялся на ноги и произнес стандартное извинение. И что, по-вашему, сделал он? Взял правой рукой настольную лампу и повернул ее светящее око мне в лицо. Такая вот вышла сцена: он сидел за столом и совершенно невозмутимо рассматривал меня в прожекторе лампы, а я стоял перед ним, словно провинившийся школьник перед директором. Словно подозреваемый на допросе! Нет, этот фрукт разбирался в умении поставить кого-то на место!
Я почувствовал, что ситуация выходит из-под контроля и решил сразу же выложить ему главное, дабы соотношение сил вернулось хотя бы к знаку равно. Я начал очень серьезно:
—Я здесь не по собственной прихоти, но всецело из-за вас.
—Невероятно убедительно! И когда же я услышу, чем именно заслужил внимание столь занятой особы?
Черт знает что! — подумал я во-первых. Во-вторых я подумал, что пора взять себя в руки, пока мой «клиент» не утрамбовал меня в абсолютную психологическую точку.
—Можно убрать свет? — спросил я очень ровно.
—Выключатель за вашей спиной, — отозвался он и вернул настольную лампу на место.
Я включил освещение и оглянулся в поисках, куда бы примостить задницу — я твердо решил не продолжать разговор в стоячем положении. Писатель откинулся на спинку кресла, скрестил на груди руки, и с удовольствием следил за происходящим.
У стены располагалась небольшая кушетка, я сел на нее и закинул ногу на ногу.
—Меня зовут Танатос 78, — представился я.
—Оригинально, — похвалил писатель и кивнул сам себе в подтверждение. — Бог смерти семьдесят восьмой по счету. Должно быть, есть Танатос 77 и Татанос 79?
—Совершенно верно, — меня приятно удивило способность моего «клиента» к мгновенным умозаключениям. Надежда на приятное времяпровождение, начавшая было гаснуть в момент поломки стула, вновь обретала силу.
—Красивая мысль, — опять похвалил писатель. — Пожалуй, я это запишу.
Он и в самом деле взял ручку и принялся что-то царапать в тетради.
—Приятно знать, что кто-то разбирается в доолимпийской греческой мифологии, — продолжил он, не поднимая от тетради глаз. — Хм… целая рота Танатосов. Так сказать, бригада зачистки, потому как одному Танатосу за всем человечеством не уследить…
—У вас мало времени, — я не стал дожидаться, когда он соблаговолит снова обратить на меня внимание.
Писатель положил ручку и поднял на меня глаза:
—В самом деле? — честно сказать, я не знал, издевается он, или говорит серьезно.
Я согнул левую руку к локте и постучал пальцем правой по циферблату.
—Вам осталось сорок шесть минут.
Он снова откинулся в кресло, не сводя с меня пристальный взгляд.
—Мне кажется, ваш розыгрыш затянулся, — произнес он после паузы.
Действо входило в привычное для меня русло. Я мог бы поиздеваться но, честно говоря, именно с этим человеком мне хотелось провести общение в более конструктивной форме.
—Вам нужны доказательства? Извольте. Вам сорок шесть лет, вашу жену зовут Людмила, и в данный момент она смотрит сериал по шестому каналу. Вашей дочери двадцать, зовут Наталья, живет отдельно, не замужем...
—Я поражен! — заявил мой «клиент» не соизволив изобразить на лице даже тени удивления. — Чудо! Как вы смогли?!
На этот раз меня трудно было сбить с выбранного курса.
—…Страдаете головными болями. Потребляете много кофе и никотина. Любимый алкогольный напиток — коньяк. Сидячий образ жизни. За последние пол года три раза теряли сознание прямо за столом — типичные симптомы переутомления…
—Все это мне прекрасно известно, — оборвал он меня, впрочем, уже с долей заинтересованности, — не могу только взять в толк, зачем пришлось тратить столько времени на изучение моей биографии?
—Позовите вашу жену.
—Это еще зачем?
—Танатос не существует для обычных людей. Но вы другое дело. Вы уже сели в лодку, которая вскорости отправится через Стикс, и Харон уже готовит весла.
—Люда! — заорал мой «клиент» так громко, что я даже подпрыгнул от неожиданности.
Очевидно, ему надоел мой спектакль, и он решил закончить представление раз и навсегда.
—Это у вас интерком такой? — вставил я шпильку.
—Приятно знать, что моя Смерть имеет чувство юмора, — парировал он.
Дверь кабинета открылась, женщина переступила порог.
—Чего тебе? — спросила она.
—Э-э… — начал писатель в замешательстве. — Ты ничего не замечаешь тут странного?
Женщина обвела взглядом кабинет, ее взор на мне не задержался — скользнул и улетел дальше. Лицо моего «клиента» окаменело.
—Что я должна увидеть? — спросила его жена.
Для убедительности я хлопнул в ладоши, женщина даже бровью не повела.
Писатель встал из-за стола и подошел к жене. В его походке чувствовалась скованность.
—Люда… — поизнес он и привлек жену к себе. — Я ведь не похож на шизофреника?
—Господи, Слава, что с тобой? — она немного отстранилась и заглянула мужу в глаза.
—Все хорошо, — заверил мой «клиент» и попытался улыбнуться. — Слушай, мне еще час поработать надо, ты меня не отвлекай, хорошо?
—Хорошо, — отозвалась женщина, не сводя с мужа взгляд. — Ты чего-то нынче совсем бледный. Брось уже свой компьютер, завтра допишешь…
—Нет, надо сегодня. Обязательно сегодня. Слушай. Ты прости меня, если что-то не так… Я не идеальный, никогда не был идеальным… но я любил тебя и люблю. И Наташку люблю…
—Да что с тобой?! — встревожилась женщина.
—Все нормально. Ступай…
Он проводил ее до двери, у самого порога обнял и озадачил поцелуем в губы, потом мягко вытолкнул из кабинета и закрыл дверь на ключ.
Я наслаждался. Какая милая сцена человеческого тепла! Редко кто из моих «клиентов» соглашался поверить в реальность моего существования, и как следствие своей скорой кончины. В основном они планировали навестить на следующий день психотерапевта, дабы пожаловаться на странные видения, в надежде, что тот эскулап выдаст им соответствующую пилюлю. Человек, он ведь в душе надеется на вечность. В людском понимании все плохое случается с кем-то — не с ними. Но даже среди тех, кого удавалось убедить, почти никто не пытался за оставшееся время привести свои дела в порядок. В данный же момент я был свидетелем обоих явлений сразу.
—Сколько? — спросил писатель. Его голос чуть заметно вибрировал, но в целом он держался достойно.
Я взглянул на часы.
—Тридцать восемь минут.
—И… как это будет?
—Кровоизлияние в мозг. Быстро и качественно.
Лицо моего клиента вдруг озарила улыбка.
—Что, не цирроз печени?! — вопросил он с изрядной долей патетики, и я должен был признать, что мой «клиент» отличный актер.
—Нет, — заверил я с улыбкой.
—Отлично! — воскликнул он и спрятался под стол.
Через мгновение он появился снова, держа в одной руке бутылку коньяка о пяти звездочках, а в другой два стакана. Два обычных граненых стакана.
—Надеюсь, моя Смерть со мной выпьет? — спросил он, усаживаясь на кушетку рядом со мной.
Впрочем, мой ответ его мало волновал, ибо он уже наполнил обе посудины. Причем набулькал больше половины.
—Конечно, — отозвался я, потому как не видел причин, почему бы мне не выпить на рабочем месте.
—У меня есть тост, — заявил писатель. — Multa renascentrum, quae jam cecidere**. Так пусть же на моем прахе взрастет нечто достойное!
Его произношение было не идеальным. Так бывает, если человек учит язык по книгам, но он снова меня приятно удивил. Я улыбнулся и поднял вслед за ним над головой стакан. На целую секунду мы стали гражданами Рима, поднимающими серебряные кубки на пиршестве слова Горация.
—Fiat voluntas tua***, — Блеснул в свою очередь я знанием латыни. Кому, как не мне, знать мертвый язык.
Писатель отпил половину, поставил стакан на пол и достал из кармана пачку Camel. Мы закурили. Коньяк вернул ему расположение духа — на щеках проступил румянец, в глазах промелькнули лукавые искорки.
—А нельзя ли попросить об отсрочке? — как бы между прочим, поинтересовался он.
Определенно, этот типчик мне нравился все больше и больше. За невинным тоном вопроса скрывалось желание выторговать себе Жизнь.
—Бросьте. Вы не Энтони Хопкинс, а я не Бред Пит. И потом, право, не стоит принимать на веру любое человеческое отношение к Смерти. Вы же видите, насколько они разнятся с реальностью.
—Вы следите за нашим кинематографом? — мой «клиент» с любопытством заглянул мне в глаза.
—Это не самое плохое развлечение, с учетом существования в вечности.
—Понятно. И что… совсем не было прецедентов?
—Я догадываюсь, о чем вы. Вот вы думаете, что вместо того, чтобы дуть в свои последние минуты коньяк, следует очертя голову бежать в больницу. Увы, ничего не выйдет. Я не убийца, всего лишь статист. Я пришел не перерезать вам глотку, а засвидетельствовать кончину. Вы все равно умрете в назначенный срок. На месте не будет нужного врача, или вас собьет по дороге прохожий, или вас отправят делать обследование, вместо того, чтобы положить на операционный стол. Разница будет только в том, что ваша семья заплатит за работу врачей, которые искромсают вам голову, и только. Медицина не в состоянии остановить неизбежное. А его величество случай совсем не случаен, как бы странно это не звучало. Он — указующий перст Рока.
Писатель смотрел в одну точку на полу, он был серьезен.
—И что, никогда не бывает исключений?
—Очень редко и только в способе. Так сказать, в инструменте Судьбы. Ну, например, обезумевший от моего появления человек вместо того, чтобы пустить себе пулю в лоб, как он планировал сделать изначально, выскакивает на улицу и попадает под машину. В результате его голова все равно разлетается на куски.
Писатель поднял стакан, кивнул мне и выпил. На этот раз без тостов.
—Я написал двенадцать книг. Но осталось еще столько не реализованного, — в его голосе была тоска, и я его понимал и даже уважал за это, потому что мало кто из умирающих жалеет о не созданных мирах. — Я всегда торопился, хотел успеть как можно больше, и успел бы, будь я собраннее и целеустремленнее, что ли… Меня не хватало моей семье, моим друзьям — я убегал от них в свое воображение, когда собирался писать, или в работу, когда уже писал. А в итоге, я все равно не успел. И что получается? А то, что пенсия мне заказана. Рукой Всевышнего мне не отпущено ее.
—Красиво звучит, — сказал я, ибо и в самом деле насладился сказанным.
—Не проводить мне время в сладком безделье на огромном пароходе посреди густо-синей Атлантики, не любоваться альпийскими лугами из окон швейцарского отеля, не жмурить глаза на слепящие снежные вершины Тибета, — складывалось впечатление, что он пишет новый роман. — И даже внуков на руках не держать… Mori licet, cui vivere non placet.**** Не имеющие воли к жизни и на жизнь не претендующие уйдет незаметно, словно и не было его никогда, но я то хочу жить! И черт с ними — с Тибетом, Атлантикой и прочими шедеврами руки Господней, всего все равно не увидишь, всего не охватишь — для этого надо прожить сотню жизней! Я сам выбрал себе такую жизнь, и теперь не собираюсь пускать по этому поводу сопли, или искать виноватых! Мне не отсрочка нужна, мне нужно доделать начатое, и дать моим близким хоть немного того, в чем я им так безжалостно отказывал!
Его взгляд был тверд, как кремень, он пытался проткнуть им мой череп.
—Есть кое-что, чего вы не понимаете, — возразил я. — Вы думаете, что не успели сделать что-то важное, хотя на самом деле все самое важное уже сделали. Человек — всегда мессия, просто обычно он не знает в чем его предназначение. Как следствие, момент выполнения миссии проходит для него незамечено.
Мой «клиент» чуть отстранился и наклонил голову, его глаза по-прежнему изучали мое лицо, но теперь в них была задумчивость.
—Вы хотите сказать, что я уже выполнил свою миссию, и поэтому умру?
—Нет. Кончина человека иногда совпадает с его миссией, но далеко не всегда. Человек, выполнивший свою миссию в двадцать лет, вполне может дожить до седых волос.
Писатель наполнил стаканы вновь. Я взглянул на часы — оставалось двадцать четыре минуты.
—Вот как… И какое такое предназначение может быть у трехлетнего ребенка, заживо сгорающего в доме из-за окурка, оброненного алкашом в соседней квартире? — он говорил жестко, как может говорить человек, который терял близких и чувствует за собой право на злость, право на несогласие с Законами Мироздания. — Или может быть, проясните, какое предназначение у пятидесяти детей, взорванных в запертой школе бесноватыми террористами? Или у семилетней девочки, которая умирает от рака гортани?!
Я неторопливо отхлебнул и только сейчас обратил внимание, что коньяк был очень приличный. Я молчал целую минуту, давая своему оппоненту время успокоиться. Мне совсем не хотелось превращать беседу в бесцельную грызню.
—Солнце дает жизнь всему живому на земле, — начал я спокойно, — но уберите атмосферу, и оно превратит эту планету в безжизненную пустыню. Я к тому, что солнцу плевать на ваше к нему отношение. Оно такое, какое должно быть, и никакое иначе.
—Я пока что не улавливаю связи, — холодно обронил писатель.
—Закон, по которому существует все сущее — это просто колоссальная сила. Она ни добрая, ни злая. Ее главная цель — существование вселенной. И в этом смысле она всегда благо, и доказательство этому то, что вселенная таки существует, и заметьте — человечество существует тоже. Понятия о добродетелях, которые вы воспитали в себе тысячелетиями, несомненно нужны, как некий механизм наведения порядка именно в жизни людей, но на этом его смысл заканчивается. Вы, люди, слишком любите себя. Настолько, что готовы возводить собственное горе в ранг Господнего наказания. Но дело то в другом. Все объекты вселенной взаимосвязаны, и если что-то происходит с одним из них, это скажется и на других. Не на всех, но на некоторых обязательно скажется.
—И что, если умирает ребенок, то где-то загорается звезда? — его губы скривились в грустной улыбке.
—Хм… — признаться, он меня озадачил. — Скажу честно, не знаю. Но вопрос хороший.
—Я тоже так отвечаю, когда нет желания искать ответ, — вот так он меня попустил.
Я сделал паузу для глотка алкоголя. Взглянул на часы — шестнадцать минут. Я собрался было продолжить объяснение, но писатель меня опередил:
—Я понимаю, о чем вы говорите. В картине, которую вы обрисовали, вселенная — это бесконечная паутина, трехмерная паутина. А может и многомерная. Узелки этой решетки — объекты. В мире людей это отдельные человеки. Понятно, что все они как-то связаны между собой. Если человек умирает, то некоторые связи рвутся, некоторые наоборот соединятся, минуя уже несуществующий объект. То есть, от этого «умершего» узелка расходятся волны изменения связей, как от камня, брошенного в воду.
Я в очередной раз поздравил себя с отличным собеседником. Мой «клиент» в двух словах обрисовал то, на что мне бы потребовалось получасовая речь.
Писатель подкурил еще одну сигарету, неторопливо выдохнул дым, поднес к губам стакан.
—Эх, знать бы, что умру не от цирроза печени, больше бы себя баловал сим чудным напитком, — блаженно смакуя коньяк, произнес он. — Скажите мне, уважаемый, каким образом моя смерть скажется на развитии вселенной?
Тут я мог либо гадать, либо мыслить логично. Я предпочел второе.
—Допустим, дело будет обстоять следующим образом: это поднимет рейтинг вашего творчества. Выйдет несколько статей о ваших книгах, вас переиздадут большим тиражом. В конце концов, совершенно незнакомый вам человек на другом краю планеты прочтет ваш роман, и что-то такое его там заденет настолько, что он изменит взгляды на жизнь, и сделает то, чего раньше никогда бы не сделал. То есть, пойдет цепная реакция, и результаты будут обязательно.
—Допустим? — переспросилон серьезно. — То есть, все это только возможно и вовсе не факт, что именно так и произойдет?
—Да поймите, я не знаю, что именно произойдет. Для этого надо отслеживать миллионы причинно-следственных связей — это занятие не по мне. Увы. Я смотрю на вашу жизнь почти так же, как ее видите вы — родился, учился, работал, родил детей, умер. Начало вашей истории теряется в глубоком прошлом, и положено оно совершенно неизвестными вам людьми и силами. И будущее будет таким, каким оно будет, отчасти и благодаря вам тоже. Пытаться понять все в данном контексте невозможно. Это все равно, что открыть толстую книгу на середине, прочитать одно предложение и уразуметь о чем идет речь, как все начиналось, чем закончиться и почему оно все такое, и никакое иначе.
Писатель кивнул.
—Что ж… — произнес он задумчиво. — Всегда мечтал стать знаменитым посмертно.
Он улыбнулся и протянул свой стакан в моем направлении. Я чокнулся с ним, допил, бросил взгляд на часы, и мне стало грустно. Хронос — кровавый каннибал, безжалостный пожиратель реальности, он оставил нам всего лишь четыре минуты.
—Что, совсем не долго? — очевидно, он прочитал на моем лице сожаление.
—Да. Увы.
Он молчал пару секунд, потом неторопливо продолжил:
—Приятно осознавать, что моя жизнь и тем более смерть — явление хоть и малозначимые, но необходимые в жизни такой сущности, как вселенная. Надеюсь, я ее не подвел… Ну а я… Я ни о чем не жалею. Я пытался создавать свои собственные сущности. Ведь сказано же, что мы по образу и подобию сотворены… стало быть и творческое начало у нас от той самой силы, о которой вы говорили. Я спокоен, и я готов.
Он и в самом деле говорил спокойно, а я… я не нашелся, что ему ответить.
Писатель разлил по стаканам остатки коньяка, мы звякнули стеклом, молча выпили. Мне хотелось сказать ему что-нибудь, но ничего толкового в голову не шло. Моя черепная коробка не соизволила родить даже занюханную банальность. Возможно ее — мою голову — следовало стукнуть, дабы она заработала снова, но в этой комнате кандидатур на ту процедуру не оказалось. Я просто сидел и пялился на свои часы. И когда осталось несколько последних секунд, я поднял глаза и встретил спокойный взгляд писателя. Он спросил:
—И как оно там — на том берегу Стикса?
—Там так же спокойно, как и у вас в душе, — я соврал, потому что понятия не имел, какой там ответ. — Прощайте.
И он умер.

4.

Звезды давно уже висели над городом, словно грозди спелой черешни. Луны не было, и если бы не огни набережной, мерцающие на противоположной стороне реки, было бы совершенно темно — на этой стороне не работал ни один фонарь.
Этой ночью нас собралось пятеро. Танатос 112, 63, 81, 140 и я — ваш покорный слуга, семьдесят восьмой по счету. Сто двенадцатый отвинтил пробку, бутылка текилы пошла по кругу.
—Как прошел день?
—Нервно. Кто у тебя был?
—Коммерсант, банковский клерк, шестилетний ребенок… У тебя?
—Адвокат, дизайнер, домохозяйка, школьник… А ты?
—Спортсмен-вышибала, девушка-самоубийца, писатель…
—Пенсионер, военный в отставке, парнишка на роликах, наркоман…
—Проститутка, ветеран, грудной младенец, бомж…
—Ничего не меняется…
—Послушайте, что заявил мне мой «клиент», который адвокат. Сказал, что если его ждет Страшный суд, то у него есть к Богу пару претензий, которые его — адвоката — оправдают. И еще сказал, что жизнь его была полное дерьмо, следовательно, свой срок он отмотал заранее, так что ад ему не светит, в противном же случае он построит из апелляций Вавилонскую башню, залезет на нее и доведет до истерики всех архангелов.
—Смешно…
—Ridiculus homunculus...*****
—Да, забавный человек попался. У тебя было что-нибудь интересное?
—Последние пол часа провел в автомобиле «клиента». Коммерсант сорока двух лет от роду. Я сидел на заднем сиденье, и он понятия не имел о моем присутствии. Все это время «клиент» объяснял сам себе совершенно умиротворенным голосом, что абсолютно все люди уроды, и что он их всех ненавидит. Потом не вписался в поворот.
—Мой дизайнер спросил, почему я так дерьмово выгляжу? Сказал, что для его Смерти, я кажусь слишком обыденно. Должно быть, в его представлении Смерть обязана быть эталоном готичности.
—Забавно. А ты?
—Мой «клиент» — писатель. Он спросил: если умирает ни в чем не повинный ребенок, то где-то загорается звезда?
—Хм…
—Интересно.
—И что ты ответил?
—Ничего. Но я думаю… я думаю, что это возможно…
Предутренний сумрак размазывал звезды по небу. Текилу допили, и нужно было возвращаться к работе. Люди, они ведь ждут нас. Даже если не знают об этом. Потому что каждая минута их жизни может оказаться последней.

_________________________
*(лат.) Может быть, это твой последний час.
**(лат.) Многое может возродиться из того, что уже умерло.
***(лат.) Да будет воля твоя.
****(лат.) Можно умереть тому, кому не нравится жить.
*****(лат.) Смешной человечек.

© Евгений Немец

На этот текст написана офигенно смешная пародия.

[dawg]

кого нить интересует пародия? :))) откровенно говоря, лично я ржал как лошадь :)))
советую найти этот креос на литпроме и прочесть в оригинале, ну если вас не мутит от ненормативной лексики :)



Тарас 13. (Лайт версия Танатос 78)
Автор: bitalik
[ принято к публикации 01-11-2006 14:07 | Cфинкс ]


Сначало было слово.
Потом уже корово…

Бох. «Из неизданного»

1
Сказать, что мне «врезали», это блин ничего не сказать.
Фтерли блин так, что челюсть вылетела к херам. Но, паскоку я не психованный, я патихой встал, прошел к месту, где она лежала, нагнулся, чтоб ее поднять, как блин почуял, что кто-то пытается мне присунуть! - Ахнунг!!! – подумалось мне.

Чета я загнался вперед. Надо для вас тупики начать рассказ пораньше. Сначала я пришел к Ашоту Вазгеновичу домой. Ашот драл даму. Ситуация, так скажем щекотливая, но работа есть работа. Я потеребил за волосатое плечо Ашота Вазгеновича и торжественно произнес, - Фсе швах!
- Ээээээ слишышь!!! Ти кто???!! Эээээгад!!! – выпучив на меня глазищи, спросил Ашот Вазгенович.
- Кто, кто. Тутанхамон в пальто!
Потом мне врезали. Че было дальше я уже рассказал прежде. Короче чую, кто-то сзади маститца. Негодуя оборачуюсь. Кричу, - Собирайся блин. У тебя три секунды. Две..не две уже было.
Ашот Вазгенович захрипел и упал мертвый. Я достал переделанный в «Palm» калькулятор «XioBang» и отметил время отброса копыт. Дама спала. Че за скотство!!!??

2
Сижу на крыше двухэтажки, плюю в прохожих. Забыл вам сказать, - Меня ж патипо нифига не видно…. Гегеге… Чел невидимка атсасует…
Скоро должен прибыть самоубийца. Чото опаздует ушлепак. Смотрю в блокнот. Оказуется «ушлепак» это баба. Баба должна убиться к херам. О блин! Нарисовалась! Канает. Еп та!
Так это ж та самая шлюха которую Ашот тиранил! Аленушка еп та. Ша докопаемся до этой афцы.
- Эй, тетя! Время не подскажешь?
- Тринадцать двадцать, - грит афца.
- А поточнее.
- Точнее в Кремле.
Я обескуражен шо жесть, грю – Ты че блин умная!!??? Loshata mi kantare!!! *
Та смотрит на меня и так удивленно грит, - Хрена май хат. Да ты паходу самый вумник в этом ПТУ.
Я возмущен. Ору, - Ну ты в натуре достала перхоть, - подбегаю к ней, хватаю за груди и пихаю с крыши к херам. Та свалилась, но нихера не сдохла. Потому как раньше таймера упала. Прыгает на одной ноге и блюет на прохожих. Жесть денек!!! Через пару минут приехала ментовка и отчаянно добрый лейтенант в папахе пристрелил к херам неугомонную афцу. Ффффуххххх. Чуть блин не закосячил шабашку.

3
Следущий клиент – офигенный аффтар. Прихожу по адресу. Ломлюсь в парадное. Закрыто блин. Домофон ево мать прикручен! Хер с ним. Звоню в квартиру, по гребаному домофону. У меня ж все схвачено. Отвечает. Аффтар.
- Кто это?
- Я все знаю.
- Кто это?
- Рано или поздно, я приду за тобой, возьму за руку, и, мы проживем твою жизнь заново, каждый день, каждую секунду, мы вместе, скажем каждое слово, сказанное тобой, вместе, сделаем каждый вдох и выдох, потом, в конце, не осуждая и не оправдывая, мне придется отречься от тебя. Это будет после.
- Кто это?
- Ты знаешь.
- Кто?
- Все знают.
- Да кто же??!! Кто??!!!
- Бог! Дибил блин!
- Кто?
- Проехали фжопу. Дверь открой!
- А нихера!
- Да открой уже. Хорошь придуриватца!
- Не открою фжопу. Нарик гребаный.
- Да ты попутал. Друх я твой. Первонах.
- Иди нахер! Пасись авец!!!
Ладно, заберусь по пожарной лестнице. Достану этого ушлепка. Лезу. Напеваю древнефиникийскую боевую песню.

Раз!! Стагнацией, свое тело не обременя.
Два!! Пульпацией, мышцу семенную теребя.
таким образом, светлым образом, перед богом.
В принцыпе - светл и чист....
Таким образом, с таким образом..
Образом, не прообразным, не мечтая,
что возьмут в прообраз, всяких Одинов и иже с ним...

Залез на крышу, через чердачное оконце, как Джеймс Бонд, проник на лестничную площадку. Нашел квартиру аффтара. Не заперто. Идю по квартире. Меня ж никто не видит кроме помирающего. Шастаю. Вот и кабинет аффтара. Сидит гад чета херачит.
- Здрасьте милейший! – кричу очень вежливо.
Аффтар не испугался, наоборот обрадовался, грит, - Нео! Йа знал што ты есть! Забери меня в матрицу!!!
- Эээээ! Тихо товарищ. Я не то оп чем ты.
- А кто?
- Я Тарас 13!
- Ганжубас?
- Тарас ! Че глухой!!?? Тыква тухлая!!!
- И….че нада? Тарас….гегеге…
- За тобой пришел. Ибо я смерть твоя!
- Это с хера!!??
- Ты паскудо бухал как лошать?
- Ес.
- Коксом пудрился?
- Ес.
- Тварей всяк разных драл?
- Положим ес.
- Носки регулярно стирал?
- Не помню, но вопрос интересный.
- Зе бест фром зе вест!!????**
- Че?
- Понял что ты быдлан сам нарвался!? Теперь крякнешь!!!
- Фигассеь. Водяры с картошкой будешь?
- Буду хера.
Аффтар залез под стол и вытащил оттуда пол пузыря паленой водки и три картошины в мундирах. Разлил в пластиковые стаканы и грустно навернул.
- Слы Тарас, а ты не гонишь? – печально спросил аффтар.
- А ты чо? Не веришь старшим?
- Нууу кактоооо….
- Ладно бык. Ща проведем иксперимент. Зови какова нибуть баклана и тот меня нихерась не увидит. Забились???
- Дрюхааа!!! Дрюхаааа!!! – завопил аффтар..
Через минуту в комнату вошел, по-видимому - Дрюха.
- Че вижжишшш манипулятор??? – резонно поинтересовался Дрюха.
- Слы задрот. Ты в моем кабинете ниче странного не фтыкаешь? – с надеждой спросил аффтар.
- Фсе намана. Инна. – Подытожил независимый иксперт и побрел восвояси.
- Ну Тарас. Теперь я догнал. Ты внатуре не гонишь. – обреченно молвил аффтар.
- А то!
- Сколько мне осталось?
- Пять минут.
- А отчего я умру.
- Брат Кондрат.
- Блиннна. Зафсигда думал, что умру от руки Джеки Чана.
- Бывает.
- Можно один вопрос?
- Валяй.
- Слушай, а правда, что если умерает котенок, то где-то умирает жеребенок?
- Ну ты пень! Я знаю штоле???
- А можно еще один вопр….эээээуууууудрдрдрдрпшллээээсьь – сказал аффтра и умер кхерам.
- Покеда, - попрощался я, допил водку, доел картошку и ушел к чертям. 17.15 хера.
Пора домой.

Вечером встретился с другими Тарасами. Нахерачились пиваса. Наблювали друх на друшку. И разошлись. Фжопу…

* (лат) Лошадь гребаная.
** (лат) Чуешь тварь откуда ветер дует?

[dawg]

«Степь»ная история (часть 1)
Автор: r777
[ принято к публикации 14-07-2005 07:45 | Спиди-гонщик ]


«Летных происшествий по личной вине не имеет». Стандартная такая фраза в авиационной практике. А вот на земле при выполнений разного рода спецзаданий бывали ситуации близкие к критическим. И я, бля, просто счастлив, что никакого фотоконтроля при этом как правило не выполнялось, самописцы зачастую не поддавались расшифровке (просто выбивало АЗС от обилия алкосодержащей жидкости). И только маленький такой, падлюка, «черный ящик» головного мозга фиксировал события. С учетом, что при составлении протокола моментально ставился штампик «Для служебного пользования» или «Секретно».
За давностью лет некоторые файлы можно и обнародовать.
Годы службы в ВТА, если не учитывать общепризнанный военный долбоебизм свойственный всем родам войск, по большому счету оставил позитивный след в биографии. Сию не буду описывать, как я люблю Родину, авиацию, общий патриотический настрой и проч. Все это есть. Не интересно.
Дабы не утомлять, просто расскажу один случай из практики военного туризма.
Шла вторая или третья неделя командировки, когда нас волею командования занесло в небольшой военный городок под Читою. Проболтавшись до этого по всяким там Анадырям и Тиксям мы попадаем на юга. Минус 25. Хуйня какая. К смене часовых поясов, температурному режиму и прочих тягот и лишений военной службы мы быстренько обвыкаемся с помощью водяры, чимера и прочего бухла. Иначе ни как. Крышу сдует на ###### Были прецеденты.
И вот нас 9 рыл экипажа заносит на этот степной аэродром, где на тот момент базировались вроде как СУ-25. Выполнив послеполетную подготовку //особый ритуал в отношении воздушного судна с традиционным возлиянием//, трясемся в каком то быдловозе непосредственно к жилому фонду части. Гостиница. Устроились. Поляна. Запасы пойла постоянно пополняются, точки продажи алкоголя уже разведаны //на квартире в доме напротив// На определенном этапе, когда о работе уже заговорили, но песен еще не звучало у определенной части экипажа остро встает тема культурного досуга. Все как обычно.
И тут, хуяссе, седня суббота, а значит в местном клабе будут танцы. Информация перепроверена и подтверждена. Какого хуя сидим? Пузыри по карманам. На посох. Командир дает указания, типа особо не разбредаться, братские подьепки в стиле «это хто здесь летчик», «в глазах - ужас, в жопе - огонь» и «настоящий пилот к верху жопой не летает» произносить только в дружеской манере и коллективом не меньше трех.
Попиздовали. По дороге, ессно каждый наебнулся по паре-тройке раз на полированном снегу, но без травм и битой посуды. Просто. Под мат. Ага. Клуб сооружение, вполне узнаваемое в любой в/части. То есть, на цель вышли точно.
Дружно, в 3х3, пометили угол этой самой цели (при этом не зацепив никого из своих) с непросматриваемой для условного противника стороны. Хуйле, снайпера. Тут же отметили первую победу прямо из горла, т.к. взять стакан с собой посчитали лишним. Водка есть остальное должно быть внутри этого ахуенно культурного заведения.
Условности соблюдены. Через технологическое отверстие кирпичного чуда архитектурной мысли погружаемся внутрь. И тут начинаем потихонечку ахуевать от окружающей нас действительности. К такому продолжению банкета мы не были готовы даже с учетом выпитого…




«Степь»ная история (часть предпоследняя)
Автор: r777
[ принято к публикации 15-07-2005 05:37 | Амиго ]


Протиснувшись через двойные, тоннельного типа, двери мы окунулись в море чарующих звуков, по силе и напору не уступающих нашей ВСУ, в которых довольно условно угадывалась какая-то мелодия. Из-за разноцветных бликов от зеркальных осколков и еще какого-то устройства, типа стробоскоп, глаза не сразу отсканировали, что и кто плавает в этом безобразии. А перед нами была преграда.
Билетером, или не знаю там, кандуктором-вахтером на входе стоял злой военный с нецензурным выражение на лице (как выяснилось замкоменданта). Не лицо, а знак «STOP» в натуральную величину. Мы ему не понравились. Может нас сразу много. Или из мести, что ему в субботу и трезвому приходится службу бдить. Или геморрой обострился. Мотивы не известны, да нас они сильно и не волновали. Он пытался как то обосновать свою позицию, но пока он завладел вниманием двоих из наших (да не слышно его было), остальные плавно растеклись вокруг него и собрались уже ближе к центру этой залы.
Осматриваемся. Народ есть, разный, танцуют даже, но как-то без задоринки. Звук, как говорилось, плохой, но сильный. Да фиг с ним, не на концерте в «России». У противоположной входу стены небольшой помостик, похоже сбитый из бомботары. На нем странное нагромождение аппарату, часть из которой служит столом, тумбочкой – в общем мебелью. В этой засаде сидит диджей и творит свое черное дело. Наверное колдует над бобинной «Кометой». Настроение праздника постепенно улетучивается. Это не за30. Но мы в центре цивилизации и это надо как-то отметить.
И вот тут мы замечаем, что кроме музейных экспонатов диджея, в зале другой мебели нет. И все имеющиеся двери кроме входной, закрыты. Никаких коридорчиков, ничего. Открытый деревянный гардероб в котором дежурит солдат. Во. И по периметру вдоль стен по два-три бойца наблюдают за танцующими. Просто западня какая-то.
Остались все равно. И танцевали. И пили водку конвейерным способом за углом клуба, куда выходили покурить. С накоплением в крови алкоголя, обстановка становилась вполне приемлемой и расширялся круг знакомств.
Она была маленькая. В смысле ростом. Сантиметров 150. Все остальное в ней гармонировало с мыслью о том, что хватит пить водку и выпендриваться в этом армейском клабе, пора бы и потрахаться. Она непринужденно заливала мне баки, что, мол, здесь в первый раз, муж (какой муж? 18 лет - не поверил) в наряде, а тут подруги пригласили - в общем военные песни 1 куплет. Тому, что она с легкостью приняла предложение, выпить вотки из горла за углом этого сооружения (внутри условия ну никак не позволяли, просто писец как нарваться можно было) я тоже не удивился. Насмотрелся, как херачат бабы в отдаленных и особенно северных гарнизонах. Не каждый мужик осилит.
Договариваться не пришлось: все и так было понятно по блядским искрам в глазенках. Она с подружками первая покинула это мероприятие (сука, дискотека в концлагере). У меня же, как мне казалось, у самого трезвого, заняло некоторое время собрать зомбированный водярой экипаж на точке перед выходом и //руки за голову, проходите по одному// вытолкать эти веселые неугомонные существа на улицу. Хуясе, оставлять нельзя, дружно и с песней в гостиницу. Автопилот включен. Нет, командир, я не с вами, меня вот девушка ждет, надо проводить ей страшно. Нет, не ебаться, просто до дому. Здесь холодно. В 8 утра буду.
Всёо. Подружки вежливо посланы нах по норам. А нам надо определиться. На улице и вправду пиздец как холодно.
Говорю – давай в гостиницу, договорюсь. Нет, тетя на входе у нее знакомая. Ну ясно, знакомая: как правило в таких городках все даже по походке друг друга знают. Чеуж. Давай к тебе. Нет, сука, муж дома. Стоп, думаю, какого?! Если и есть муж, то он вроде как в наряде! Вот тут еще надо было ее послать! Но бортовой компьютер работал в одном направлении, приоритетная задача была четко обозначена, а посему немного пиздежа и сошлись на гостинице. А домой она забежит, бл. не помню, зачем. Ну, там может, сухие прокладки взять, чайник выключить или цветы полить. Лады, вперед. А я пока на точку за шнапсом. Если даже продинамит (реальный вариант), то пузырь не подведет и всегда к месту будет. Водки, правда, у тети Мани уже не было, спирт «рояль» вполне сгодиться.
Жду. Бля-я-ять, какой кальт. Может, ннах такие блятки. Стал забывать, что недавно был пьян. Крайняя сигарета и пойду. Или даже побегу. Закурил. Во, сработало как на остановке общественного транспорта. Нарисовалась.
И сразу к делу. Мол все хорошо, я дома одна, пойдем ко мне. Ну и че столько времени терять было, спрашивается? Да ладно, пошли в тепло скорее, даже если не дашь - не отругаю. Ну по крайней мере первые полчаса.
Типовой ДОС, 2-й этаж. Два поворота ключа и я попадаю в обыкновенную человеческую квартиру, в которых не бывал уже n-ное количество дней. Тепло и пахнет домашним кормом.
- Проходи на кухню, я сейчас, - промурлыкала Дюймовочка (пусть будет так, настоящий ник не помню) и пока она шла по коридору в комнату я успел оценить при нормальном освещении вид сзади. Полученный зрительный образ был незамедлительно подвергнут сравнительному анализу с хранящимися в большом беспорядке негативами женщин, удостоенных моего внимания к данному моменту биографии. Похоже, что таких заманчивых форм в столь миниатюрном исполнении в моем банке данных просто не было.
Кухня хранила в себе коктейль ароматов всякого рода блюд, приготовленных маленькой хозяйкой в разное время, с доминирующим запахом жареной курицы. В огромной сковородке на плите скучал одинокий окорочек. Ему я тут же присвоил гордое звание «закуски» и открыл почти народный в то время «Рояль».
Разбавить не успел, т.к. на кухню впорхнуло что-то маленькое, белое и… нет, господа, не «белочка». Дюймовочка в мохеровом халате и практически в прыжке повисла у меня на шее. Я не мастер описывать разные там муси-пуси, kissed и прочую манюель. Просто если бы не демисезонный летный комбез уже б секунд через 30 я мог бы в легкую, учитывая ее вес, что называется вертеть ее на хую. А так я продержался еще с полминуты, после услышал ее шепот: «Давай выпьем».
Она изъяла принесенную мной бутылку, поставила ее в холодильник, а оттуда выудила графин, с чем-то розовым, напоминающим АМГ жидкостью; соленые огурцы, помидоры и пр.
-Это настойка, - объявила Дюймовочка.
Разлил по рюмкам. Краткий тост, типа за знакомство. Огонь. Похоже, настойка – тот же «Рояль» с «ЮПИ». Пара пустых фраз. Налито. За тебя! Выпили по второй. Покурили. Пора! А вот х.. вам.
Говорит, давай еще по одной. Сука, я уже не хочу, а ей давай. Лады. Третья. Молча.
- Я сейчас, - эта фраза звучит вторично и я сижу курю минуты три. Думаю: попросит выпить – налью стакан до краев и пусть херачит. Благо синьки море.
Нет, не попросила. Поцелуй и плавно перебираемся в комнату, где уже расстеленная полутороспалка, включен TV (причем ч/б) и видик с какой то парнухой. Нахрена?
Для первого выстрела мне хватило минуты. Сказалось двухнедельное воздержание и плотная, хуелюбивая манюня Дюймовочки. Не расстыковываясь, я пошел на второй заход. Уже довольно конкретный, давая почувствовать этой мелкашке, что и в пьяном виде наша армия может трахнуть как положено. Дюймовочка ж, войдя в раж, дала фору немецкой порнухе, оставил далеко позади на уровне легкого шума повизгивания бундестёток, с их дасисфантастишами.
И вот в самый разгар выяснения взаимоотношения полов я чувствую, что какая то ебическая сила пытается меня приподнять за плечо. Сука, но нас же не остановить так просто. Не особо въезжая, в ситуацию, просто подернув плечом, я продолжаю движения. Но начинаю включать мозги на предмет… Поворачиваю голову от основного объекта своего внимания, и так банально получаю по морде. Вроде как и не больно, но зажмурился.
Открываю глаза – нет никого! Страшно, бля…
- Что это было? – спрашиваю.
Ответ меня поразил в самое сердце. Ибо умом я его не мог воспринять никак. Поистине Бог создал женщин… да нет, Он такое не мог. Максимум, он создал манюню, сзади приделал жопу, что б первочеловек мог поприкалываться, а остальное наросло само. Плесень.
- Это – муж. – и увидев мой оху..евший взгляд, - а откуда я знала, что он в кладовке спит!
В общем, эта маленькая самочка так хотела ебаста, но блюдя свою честь не пошла в гостиницу, а побежала домой. И пока я нервно курил в ожидании на морозе ростовский табак, лихо упаковала своего пьяного в хламину мужа в кладовку. Затем, присыпала, горемычного, его же вещами с вешалки в прихожей, по быстрому навела шмон и метнулась на стрелку.
Но все эти детали я узнал позднее, а в данный момент я лицезрел, как нарисовался Дюймов (он на полголовы выше своей Дюймовочки), вооруженный прямоугольным, а-ля мачете тесаком. Что он там кричал, размахивая им – не припомню. Наверно что-то устрашающее и ругательное. Мудак, мог бы не надрываться. Я и так обосрался.
Голый человек, если он не маугли или тарзан какой, вообще-то чувствует себя незащищенным. У тут перед тобой небольшое, пьяненькое, но с таким ножичком. У моих родителей такой был, с бронзовой ручкой, тяжелый. Если думаю, он его сейчас даже просто уронит на меня, то по какому то там закону о тяготении, я лишусь той запчасти, которой… Про ###### кстати, не думал, т.к. считал, что после полученного шока, если выберусь отсюда, я им смогу только писать. Как детородный орган – все. Дембель!


«Степь»ная история (заключительная)
Автор: r777
[ принято к публикации 15-07-2005 08:21 | Амиго ]


И вот при таком вот при таком вот симбиозе анехдота с триллером, Дюймовочка проявляет личное мужество, кидаясь к Дюйму с криком «прекрати!» за что тут же получает ладошкой по лицу. Маленько отлетает в сторонку. Меня это отрезвляет. Во-первых начинаю переживать уже за нее, во-вторых чейто очень захотелось в гостиницу. Прямо вот не хочу я тута больше находиться и все.
Подходить к этому Дюйму неахота. Поэтому, насколько хватило спокойным, может даже твердым голосом и в приказном порядке говорю:
- Дурак, отнеси нож. Нах. Давай поговорим. Пока себе хуже не сделал.
Заткнулся. И руками не машет. Несколько мгновений затупия. Переваривает сказанное //может я кашпировский?//. И умелся кудай-то в сторону кухни.
45 секунд на одевание? Да проходил я все это в городе-герое Баку. Пока спичка горит… Хуйня! Полная! Не те условия. Исходная форма одежды «Адам». И шмотки не шиша не рядом стопочкой! Да у меня волосы на ногах задымились, как я трусы одевал. Чуть яйца не спалил.
Когда в комнату вбежал Дюйм, я был уже при полном параде. А убедившись, что он без холодного оружия я вааще взбодрился. Все-таки весовые категории у нас разные, алкоголем он был явно отравлен поболее моего… угрозы для жизни нет.
Но забежал он не с пустыми руками, а какими-то ремешками, в коих угадывались элементы подвесной системы, и с надрывным вопросом:
- Ты знаешь, что это??! Знаешь?
Сказал, что знаю и нефиг перед мордой трясти. Диалог, вернее далее монолог сводился к тому, что пока они (пдс) вовсю стараются обезопасить нашу летную деятельность, мы в ответ …
Ну и в таком духе. И мне было местами стыдно. Честно. Ситуэйшн. После чего предложил разобраться по-мужски, причем в 2-х вариантах: на улице или в кухне. Согласившись со мной, что мебель ломать совершенно незачем, оделись и пошли из дому в холодную, такую отрезвляющую ночь. Во дворе мы присели друг напротив друга на лавочках. Курили. За жизнь и прочую философию разговаривали. Он как-то вяло решил меня даже еще раз зарезать. Достал китайскую выкидуху , сказал «сейчас». Но после 5 неудачной попытки открыть её и моего совета «нунах» выкинул ее в снег. Выкидуха…
И было выпито было у него дома море бухла. Я такими дозами, как он до сих пор не могу. Да и не стремлюсь. Бухали и вдвоем, и с Дюймовочкой. И не покаялась она ни разу. И отгребла еще немного, так что пришлось вступиться.
Полтора года как женаты они. Полгода сщастья, потом у парня синяя тропинка пошл, что к бабе своей практически и не прикасался. Поженились, малолетки… пообещала ему, что я был первый, но не крайний. Да ну ###### эту сантабарбару. Болезнь маленьких военных городков, и не стоит винить в этом людей.
Провожали меня под утром всей семьей, очередной раз посравшись, кто пойдет. Дюйм дал Дюймовочке пендаля. На том и порешили. Она шла за 30 метров от нас. Расстались на крыльце гостиницы. Через час.

У себя в номере, я заново переварил прошедшую ночь. Организм вибрировал. Я подошел к спящему б/т по АДО Саньке и, растолкав насилу, спросил водки. Ее не было. Обычно я не треплюсь в подробностях что и как. А тут пробило. Через 10 минут Саня не выдержал и убежал. Пришел с початой бутылкой, под которую я с трудом (Шурик падал с табуретки, катался по полу и вообще вел себя неподобающе) довел рассказ до конца.
Я завалился спать. А когда проснулся, обнаружил рядом со своей кроватью экипаж в полном составе и с «аптечкой»…
Вечер. Уже говорим о работе, но еще не поем. Седня воскресенье, а значит в местном клубе будут танцы.

[dawg]

Птичья история
Автор: Иезуит Батькович

[ принято к публикации 23-01-2007 23:58 | Бывалый ]

Белая роза, на ручке двери –
Символ молчания… Или любви… (с)

Однажды (пускай это будет 1977 год, осень, ночь, дождь) в неком провинциальном английском городишке (ну пусть будет Гастингс, если для вас это важно) некая компания простецких английских джентльменов (ну или просто сынков латифундистов коли быть уж совсем точным) находясь в изрядном подпитии, что было укреплено приятием неких расширяющих сознания веществ (ну или просто говоря укуренные они были и пьяные в хорошую добрую английскую сисьску), просматривала некое популярное когда-то да ныне позабытое юмористическое телешоу («Летающий цирк Монти-Пайтона» это был, впрочем, догадаться не сложно).
Ну так вот, сидели они значит перед стареньким телевизором (кто-то правда лежал, кто-то даже под столом) и смотрели кто в полглаза, кто во все глаза подхихикивая, а кто просто дрых и только слушал, если сквозь сон обрывки какие-то абсурдного юмора все-таки долетали.
И сценка была там, после очередного скетча. Была сценка мультипликацией уникальной монти-пантонойвской сделанная, про то, как дядька с усами вещал что-то чрезвычайно серьезное про поставки угля из одного города в другой. Говорит дядька, говорит, уже с минуту наговорил, уснули все практически кроме одного всего повесы, что укурен был конечно знатно, но и Монти-Пайтон очень-очень любил, оттого от себя сон и отгонял.
И тут (как сейчас принято говорить ВНЕЗАПНО!!!) из дядькиного рта высовывается голова некоего другого мужчины с бородкой (то ли на Троцкого был похож, то ли на Фрейда) и попискивает «Помогите! Меня заперли в этом теле! Помогите кто-нибудь!». Буквально на несколько секунд вылез этот «закрытый», а дядька (угольный магнат который) его смачно так зажевал и давай опять свою речь толкать про тонны, да железнодорожные маршруты.
Тут бы взрыву хохота раздастся в благородной английской компании (любят англичане такие вот заморочистые шуточки, как никак Англия родина «типа английского» юмора), но спали все кроме того же повесы (назовем его Джоном Джонсоном, а то неудобно для рассказа получается). А тот не смеялся, но вздрогнул очень сильно, как от пощечины и даже хмель с парами канабиодными из него немного повыветрился.
То ли Троцкий, то ли Фрейд вылезал еще несколько раз из того тела, то из уха, то из носа, то из-за глаз и все пищал «Я не шучу! Меня заперли в этом теле! Кто-нибудь вызовите сантехника, мастера-наладчика, пожарных, наконец! Я не могу выбраться! Не могу! Что же вы сидите? Это что шуточки? Меня заперли в этом теле!». Усатый дядька его методично вглубь себя запихивал и все бормотал и бормотал про свой уголь.
А Джону Джонсону все чудесатей и чудесатей становилось, странно он себя чувствовал, как именно сказать не могу, благо чужая душа (да еще и английская) сплошные потемки. Наконец Троцкий взорвал голову дядькину изнутри и с криком «Ура! Свобода!» поднял победно вверх свой котелок (а может и цилиндр, мелкое все было, не разберешь).
Затем, разумеется, его расплющивает в лепешку (ВНЕЗАПНО!!!) появившаяся сверху нога, пошел титр «А теперь нечто совершенно иное!» и начался скетч про человека с магнитофоном в носу (или про человека с тремя ягодицами, или про банду уличных знаков «Держитесь левой стороны» затероризировавших Лондон – юмор таки у Монти-Пайтонов и впрямь отменный, не даром старина Гильям с этой самой байды свою карьеру начинал).
Джон Джонсон уже не слышал и не видел телевизора. Он сказал «А ведь и правда пора», тихо, чтобы никого не разбудить пошел на кухню, взял нож побольше и нанес сам себе несколько ударов в живот. Хоть и молод был, и как большинство сыновей латифундистов (и пьяненьких накроманов) безволен, надо отдать должное зубы сцепил и ни разу не крикнул. Так что друзья Джона Джонсон продолжали спать под гудение телевизора, посапывая, похрапывая, похихикивая или постанывая (снится то каждому свое) до самого утра и не подозревая, об этом в высшей степени странном поступке.
Естественно, вызванные с утра медики ничего не могли с уже остывшим телом сделать, но было еще до их приезда и до приезда полицейских (для них дело то было яснее ясного – «бед трип» типичный, парней за недокуренную травку пожурили, но сажать не стали (зря, могло их уму-разуму научить в принципе), латифундистов дети как никак) одно странное обстоятельство.
Ночью в открытое окно залетел ворон. Огромный-преогромный (таких же великанов в Тауэре до сих пор прикармливают, ибо согласну преданию улетят из Тауэра вороны – кончится старушка Англия). Тело было еще теплым, кровь даже не успела везде свернуться, а ворон видимо сам не верил своему счастью, ведь поживиться человечинкой местным воронам не доводилось, наверное, с самой битвы при Гастингсе что без малого тысячу лет назад была или около того.
Выклевав сразу же глаза (ну а то! Самое вкусное и самое питательное сразу надо есть, зачем резину тянуть это и провинциальному ворону понятно, который к слову был вообще по жизни большой гедонист и пожрать любил ну очень сильно, отчего и вымахал до своих огромных размеров) ворон не стал поклевывать другие части тела, хотя и не был особенно сытым. Друзей и даже подружек своих вороновских звать не стал (жадина был, хотя в целом человек, то есть птиц, хороший). Он каркать начал как-то не так, с ноги своей птичьей на ногу переминаться и головой клювастой все вертел.
О чем думал тогда птиц? Ну, то что думал о чем-то это понятно, но о чем конкретно сказать не могу, ибо чужая душа (да еще и птичья) сплошные потемки. Джон Джонсон то с улыбкой себе брюхо вспарывал вот еще занятное обстоятельство («бед трип», все списали на «бед трип», что в целом логично и наверное правильно). Потом улетел в городской парк, вырвал клювом розу белую, вернулся к дому с телом Джонса Джонсона и долго-долго пытался ее куда-нибудь притулить. Тяжело, конечно тяжело это ворону все давалось, не приспособлено тело воронье розы рвать и на чужих прокуренных кухнях оставлять, оно для других целей создавалось и эволюцией обтачивалось, но ворон старался с совсем уж непонятно откуда взявшимся усердием.
Наконец закрепил на дверной ручке как-то кособоко, отдохнул, покаркал еще чего-то Джону Джонсону напоследок и вылетел в окошко дальше по своим вороновским делам, и не вернулся больше к тому дому. И в Гастингс не вернулся кстати. Полетел далеко-далеко, пересек Ла Манш, над Францией долго кружил и поселился наконец в старом дворике где-то в Ницце, где по уникальному стечению обстоятельств росла внебрачная дочь Джона Джонсона, оставленная им в качестве прощального подарка одной соблазненной здесь когда-то невинной девушке.
Девушка та утопилась вскоре после родов, а дочку вырастили и воспитали бабушка с дедушкой, которые ребенка не очень любили, ведь он был живым подтверждением дурного воспитания собственной дочки, напоминанием о ее смерти, да еще и английской кровью, разбавившей старый французский род. Не любят лягушатники англичан ну дико не любят, так уж повелось отчего-то. Те взаимностью отвечают.
Да и вообще все европейцы не любят всех, все националисты дикие, а может тут даже и не в европейскости дело, потому что русские скажем тоже часто кроме русских никого не любят, а про чеченцев, якутов или бушменов так и говорить нечего.
Это я отступление сделал, про любовь-нелюбовь, своих-несвоих, потому что надо сказать, что ворон девочку очень любил. Она его хлебушком кормила, а он ей побрякушки всякие блестящие таскал отовсюду. Да не простые, а все сплошь серебряные, такой хороший вкус у ворона открылся аккурат после поедания глаз Джона Джонсона. В вороне многое переменилось с той поры, он каркал иначе, с птицами другими общался меньше, на помойке перестал питаться, хватало и хлебушка, что девочка оставляла сперва так, а затем в сделанной ей самою кормушке. Еще ворон иногда розы белые девочке приносил, хотя бабушка и дедушка не верили, что такое возможно и пороли девчушку, чтоб не разоряла чужие сады.
Девочке ну очень нравился этот ее непонятно откуда взявшийся друг, всем был хорош, только он никогда не говорил, что воронам не дано в принципе. Выучил пару-тройку слов («Роза» («КРОЗА» получалось), «Сребро» (так и выкаркивал СРЕБРО) и имя самой девочки которое мы тут упоминать не будем, дабы никто не поехал в Ниццу серьезную-состоявшуюся-женщину-орнитолога вопросами доставать).
Умереть ворон не умер, живет до сих пор, хотя очень дряхлый стал. И серьезная-состоявщаяся-женщина-орнитолог также его прикармливает. И также доверяет ему все свои тайны, секреты, да мысли, которые только могут вдруг появится у серьезной-состоявшейся-женщины-орнитолога, но которые не выскажешь вслух. Во всяком случае не выскажешь никому, кто может тебе ответить или тому кто может тебя непонять. То есть людям вообще в принципе. Что за секреты такие? А кто же знает. То только ворон знает. Я не знаю, ибо чужая душа (да еще и женская) сплошные потемки.
Белую розу на ручке двери, сорванную из городского гастингского парка полицейские тоже списали на «бед трип», хотя дети латифундистов клялись и божились, что понятия не имеют, откуда она тут взялась. Много лет спустя, вся эта скверная компания погибла разом траванувшись, когда ширялись некачественным первентином. К друзьям Джона Джонсона вороны не залетали.
«Ну и в чем мораль?» - спросите вы? Да нет никакой морали, просто история занятная. А занятно также еще то, что подкинули друзьям Джона Джонсона эту порченную синтетику с умыслом. Кто-то. Не знаю кто… кто-то… Занятно, что Джон Джонсон любил почитывать Эдгара Лана По. Занятно что «совы – не то, чем они кажутся» доносил свою мысль шизик Линч в «Твин Пиксе» с истинно шизоидной упертостью. Занятно, что «Птиц» Хичкока смотрели накануне того самого вечера дети латифундистов той же самой компанией. Они всегда под траву смотрели либо «Монти Пайтон», либо Хичхока. Занятно, что в последнем фильме Кубрика развлекающиеся (также в общем как и дети латифундистов, но тока чуток помасштабнее да попафоснее) сильные мира сего все сплошь в птичьих масках были, как и чумные доктора из средневековой Европы.
Ну а самое занятное, что надиктовал мне это все тоже ворон, не тот самый, а наш местный, российского так сказать гражданства, большой балагур и любитель пособирать слухи бродящие в птичьем мире.
Он все у меня спрашивал, когда надиктовывал «Ну а роза-то! Роза то тут причем? Все понял – одного не могу понять, при чем тут роза!?» и очень нервничал при этом. Я его успокаиваю и говорю, что не надо так париться из-за непонятных деталей. Но этот очень уж въедливый и вообще любитель все по полочкам расставлять. Не могу понять, почему его так эта роза волнует. Роза и роза. Белая. Красиво ведь. Зачем понимать, ей любоваться надо! Я про его увлеченность розой не пойму, а он за мое равнодушие к этой детали беспокоится. И не понять нам с ним друг друга.
Чужая душа - сплошные потемки.


Как Вовка жене изменял
Автор: Илья Качалкин
[ принято к публикации 23-01-2007 14:08 | Бывалый ]


Жена Вовки собралась уезжать рожать в Самару, к маме. Вовка был женат третий год, и за все это время ни разу жене не изменял.
Мужчины на работе в курилке лихо плевались и с помощью матерных слов рассказывали, как они на сторону ходят. А Вовка тихонько в уголке курил и ничего не рассказывал.
Вечером Вовка возвращался домой с работы и решил купить какую-нибудь газетенку. Купил, развернул... И тут... На него огромный заголовок смотрит – "Час икс". Тут его осенило. Конечно – "ЧАС ИКС"!
– Останусь один и, пока Светлана в Самаре рожать будет, я на сторону пойду!
Вовка развеселился и, пока в метро домой ехал, придумывал про себя разные истории.
– Чего это у тебя такой вид заговорщицкий, – спросила Светлана, когда Вовка вошел в квартиру, – небось ехал в метро и придумывал, как тут без меня будешь на сторону ходить?
Светлана обняла и поцеловала Вовку.
– Я так ехать не хочу! – сказала она. – А мама звонила сегодня, говорит, завтра приедет. А послезавтра мы с ней уезжаем – она уже билеты заказала.
Вовка застыдился придуманных в метро историй и стал гладить Светлану по голове.
В субботу вечером Вовка проводил Светлану с тещей в Самару. Потом вернулся домой и стал смотреть телевизор и пиво пить.
– Пару деньков отдохну, а потом начну свой коварный план осуществлять, – думал он.
В понедельник на работе Вовка подошел к Ленке, с которой они работали в одном отделе, и говорит ей:
– А у меня жена в Самару уехала!
– В Самару?! – говорит Лена, – на девятом месяце! Вот дура-то!
– Да нет, – смутился Вовка, – она не дура. Она к маме поехала. На родине рожать будет. Мама у нее в ГАИ там служит – все устроит в лучшем виде.
– Ну, если так, – успокоилась Ленка, – если мама в ГАИ, пусть едет.
– Давай, Ленка, сегодня пиво после работы у метро пить, – начал издалека Вовка. – Я домой спешить не буду, меня никто не ждет. Постоим у метро, а там посмотрим...
– Да, – говорит Ленка, – посмотрим, кто косее будет! Ты-то теперь парень без тормозов, тебе сам черт не брат... Хочешь, чтобы и я с тобой уквасилась?! На меня Мишка и так все время крысится, когда пиво унюхивает. Ты, Вовка, извини, но теперь с тобой связываться опасно. Я лучше домой поеду. Не обижайся, – сказала Ленка. И по-дружески поцеловала Вовку в бровь.
– Ладно, – подумал Вовка и ухмыльнулся в пространство, – прибежишь еще, скажешь: "Давай пиво у метро попьем. Посмотрим...". А я тебе: "Нечего тут смотреть, езжай к Мишке!".
Вовка пришел домой, поужинал пельменями и решил Рите позвонить (они вместе в техникуме учились). Позвонил и говорит:
– Привет, Рита! Как твои дела? Мои хорошо! У меня жена в Самару уехала!
– Привет, Вовка, – говорит Рита. – У меня тоже все хорошо, я теперь при храме служу. А жена твоя правильно сделала, что решила съездить святым местам поклониться!
Вовка положил трубку и выключил телефон из розетки. Водку он не пил, но в этот вечер, после телефонного разговора, попытался понять, что люди в ней находят.
На следующий день, после попыток понять метафизику и трансцендентальность водки, Вовка пошел в магазин за кефиром и пельменями. Подошел к прилавку и говорит:
– А у меня жена в Самару уехала!
– Понятно, – говорит продавщица, – а брать-то что будешь? "Жигулевское", небось?
– Нет, – говорит Вовка, краснея и понимая, что глупость ляпнул, – брать буду пельмени и кефир.
– Сорок пять двадцать, – говорит продавщица и добавляет без паузы, – А надолго?
– Чего надолго?... – не понял Вовка.
– Надолго жену-то спровадил в эту... Самару, что ли?
– На месяц, – говорит Вовка. И опять покраснел.
– А как тебя зовут-то? – продолжала продавщица.
– Владимир, – ответил Вовка.
– Владимир – это хорошо, Владимир – это не зингель-шухер, Владимир на Русь христианство принес, – показала свою эрудицию продавщица. – Слушай, Владимир, пусти переночевать – меня хозяйка выгнала, а я недолго здесь в Москве – пойти не к кому...
– Чего ж не пустить, – отвечает Вовка. – Пива попьем, а там посмотрим...
– Конечно попьем, – говорит продавщица. – А ты где живешь?
Вовка назвал адрес, положил кефир и пельмени в пакет и пошел домой. Оставшийся кусок дня Вовка убирался в квартире и смотрел телевизор.
В девятом часу раздался звонок в дверь. Вовка сначала заметался, а потом взял себя в руки и пошел открывать.
– Здесь пиво, а здесь – еда, – сказала продавщица, отдавая Вовке два тяжелых пакета. – Ты, если чего, скажи...
Чего надо было сказать, Вовка не понял, и до четырех часов утра слушал истории про мужа, который когда-то был архитектором, про двух дочек, которых надо "поднимать", про жизнь в поселке Калинина, которая всем хороша, "только денег совсем нет...". Вовка слушал...
– Что, Вовка, пьешь, отрываешься? – спросила Ленка, унюхав невыспаный запах пива.
– Пью, Ленка, отрываюсь, – сказал Вовка таким голосом, что Ленка до конца дня обращалась к нему только по производственной необходимости...
До приезда Светланы оставалось две недели. Вовка запер квартиру на все замки и поехал жить к маме.
– Чего в стенку головой биться, – думал Вовка, – не вышел из меня бабник! – И вдогонку этой мысли зачем-то добавлял: – И поделом мне!
У мамы Вовка ел вкусную еду, смотрел телевизор и читал подборку журналов "Крестьянка" семидесятых годов.
Через несколько дней позвонила Светлана. Она рассказала Вовке, что теперь у них есть дочь. Что все прошло благополучно, и что она очень соскучилась.
– Нагулялся там, небось? – спросила Светлана, шутя, – я тебя знаю, тебя только оставь!
Москва - Люберцы
февраль 2000 г.

[dawg]

Про Чижа
Автор: Илья Качалкин
[ принято к публикации 23-01-2007 16:27 | Бывалый ]


Чиж -- это собака. Нет, не так, чиж -- это, конечно, птица. Просто одну мою знакомую собаку зовут Чиж.
Чиж -- маленький, черный и мохнатый. Шерсть его полна колтунов, а голова, как я подозреваю, -- мозгов. В этом подозрении Чиж меня все время укрепляет.
А история про Чижа такая... Чиж -- собака, развращенная городом. И привычки у него городской собаки: лазить на кровать, клянчить у стола, есть сухие корма и еще, что важно для нашей истории, смотреть телевизор. Лично я телевизор терпеть не могу. Самая моя любимая манипуляция с этим аппаратом -- это выключение его. Чиж об этом прекрасно знает и относится к этой моей нелюбви с тихой иронией. Приблизительно, как сетевой путешественник смотрит на читателя книг. Я пытаюсь минимизировать вред, наносимый электронным СМИ психике собаки, и, если есть возможность выбора, предлагаю Чижу смотреть старые советские мультфильмы. Здесь Чиж опять ухмыляется и, как мне кажется, думает:
-- Ладно, голых теток я посмотрю, когда ты уснешь. А боевик я сегодня уже видел. Давай своих мультфильмов!
И я даю "моих мультфильмов".
В один из таких просмотров Чиж увидел "Бобика в гостях у Барбоса". И с этого дня потерял покой.
-- Сижу, как девица в тереме! -- думал Чиж. -- Позвать к себе никого не могу, блюду всякие приличия дурацкие: не есть тапочки и лужи на диван не делать.
На закуску этих мыслей Чижу в голову пришли строки советской поэтессы: "А жизнь пройдет, и ничего не вспомнится!". Вообще-то Чиж не матерился, но тут ввернул словцо.
Понятно, что такой материал в голове и у человека, и у собаки оборачивается придумыванием плана. Тем более сейчас, когда традиции беспрестанно втаптываются в грязь, для планов -- раздолье.
Чиж, как и положено деятелю плана, затаился и стал вести себя... ну скажем, очень хорошо. На прогулке не тянул, миску с едой из рук не выбивал, лапы давал безропотно вытирать. Разведчик в тылу врага и то иногда позволяет себе слабости -- пиво там, невинную беседу с женщиной... Чиж всех разведчиков крыл, и кон за коном снимал. Даже к телевизору стал спокойнее относиться и частенько засматривался на книжный шкаф, где "История России" Соловьева стояла.

Утром я ушел на работу, перед этим прочитав Чижу нудную лекцию, смысл которой сводился к тому, что вернуться я собираюсь позже обычного, усталый и, возможно, несколько неадекватный. На работе, вернее, после нее планировалось отмечание Дня рождения. Чиж мягко перелег из кресла в кресло, всем своим видом заявляя:
-- Беспокойство излишне, период стабильности поможет нашей экономике.
Я с радостью согласился и ушел на работу.
Контрольные сорок минут Чиж притворялся спящим. Потом сходил проверить входную дверь, взглянул на часы видеомагнитофона, что-то прикинул и начал действовать.

Для начала он включил радио и, подпевая импортным андрогинным субъектам, посадил в кресло большую плюшевую игрушку.
-- Нарекаю тебя Бобом! -- произнес Чиж и продолжил англоязычное бормотание под "музыку".
Потом Чиж взял с полочки под зеркалом резинку для волос и собрал свои уши в подобие хвоста.
-- Я Дункан Маклауд!!! -- гавкнул он и сделал радио погромче.

Бобик постепенно оживал -- почесался, стряхнул лапой пыль с морды... И испуганно сказал:
-- Где я, что со мной?!
Чиж подпрыгнул одновременно на четырех лапах, потом припал мордой к полу, задрал зад и ответил:
-- Ты в Москве, Бобик, на дворе миллениум, меня зовут Барбос!
-- Барбос... -- сказал шепотом Бобик и, в тяжкой задумчивости, продолжил, -- у меня сосед такой был, Барбос... Мы с ним по рыбу ходили, на Волге.
-- В феврале на Миссисипи форель хорошо берет, -- поддержал рыболовную тему "Барбос".
-- Я на такую наживку, "миссисипи", не ловил, -- сказал Бобик, -- мы на червя больше...
-- А у тебя потрескать есть? Мне после многолетней плюшевости захотелось... -- нареченный облизнулся.
-- Конечно, есть! -- визгнул Чиж. -- Мы тут не бедствуем! Хочешь сухого корма, хочешь сосисок? Йогурт ешь?!
-- Не ешь! -- испугался незнакомого слова Бобик.
-- А костей, огрызков каких у тебя нету?
-- Нету! -- ответил Чиж. -- Мы не в деревне живем, у нас все цивилизованно.
-- В деревне хорошо... -- сказал Бобик, что-то припоминая. -- Я там жил... Меня хозяин, правда, бил, когда напьется. Зато, когда трезвый, целовал и каши перловой давал -- сколько съем.
-- И ты терпел?! -- возмутился Чиж.
-- Да нет, я это... Кашу ел, на речку ходил... -- не понял вопроса Бобик.
-- Ты, значит, не понимал, что живешь только раз, и надо брать от жизни все?! -- Чиж жестикулировал двумя передними лапами, как-то умудряясь усидеть на своей попе.
-- Да я это... Думал тогда мало. Мы с Мухой тогда встречались.
-- О, вечеринки, безопасный секс! -- Чиж вспрыгнул на свободное кресло.
-- Да, вечером, за сараями, там безопасно... -- не спеша сказал Бобик.
-- А сараи -- они какие? -- неожиданно заинтересовался Чиж.
-- Они из дерева, с текущей крышей, а под ними -- можно нору вырыть, -- разъяснил Бобик. -- Дождик идет, а ты -- в норе... В этой же норе можно от враждебных собак спрятаться и рычать.
-- Зачем же прятаться и рычать?! -- не понял Чиж. -- Конфликты надо решать за столом переговоров.
-- Да нас это... За стол не пускали.
-- Значит, вы были домашними животными, а вовсе не членами семьи?
-- Да у нас там все по-простому, семьи старорежимные: муж, жена и дети.
-- У вас там, небось, тракторы есть? -- немножко не к селу сказал Чиж.
-- У нас и озеро есть, на берегу стоит дерево с огромным дуплом, я там спал как-то раз... -- слегка не к городу ответил Бобик.
Разговор подвял, и Чиж, как радушный хозяин, пошел на кухню искать объедков. Объедков не нашлось, но зато Чиж обнаружил в мусорном ведре воблу, лежащую в пакетике. Происхождение этой рыбы теряется в веках. Когда-то кто-то мне ее подарил, я притащил ее домой и положил в холодильник. Холодильник в то время был слишком пуст, и вобла своим присутствием немного смягчала ситуацию. Через какое-то время холодильник поправил свои дела, и вобла стала неинтересна. Я процитировал Бунина: "Но для женщины прошлого нет, разлюбила и стал ей чужой...". И завернув воблу в пакетик, выбросил в ведро. Чиж положил рыбку в свою миску, сдобрил одновременно кетчупом и майонезом и принес Бобику. Бобик аккуратно отряхнул "королеву стола" от соусов, съел, сказал "спасибо" и продолжил рассказ про дерево с огромным дуплом.
-- Мы тогда с Мухой в поля пошли гулять. Там нас гроза застигла. (Чижу чрезвычайно понравилось слово "застигла". "Застигла", "застигла"... -- повторял он про себя). Значит, так... -- продолжал Бобик. -- Я думаю: надо бы ее переждать. И тут я вспомнил про это дерево на берегу озера. Мы с Мухой в дупло залезли, она ко мне прижалась и глаза лапами закрыла... А я на грозу лаял -- прогонял ее... Потом солнышко вышло, и мы в деревню побежали. А Муха мной гордилась, что я грозу прогнал.
-- Как же так?! -- спросил Чиж. -- Это ведь было отдельно стоящее дерево -- вас могло молнией убить!
-- Могло, но не убило, -- спокойно ответил Бобик.
Потом, видимо, решив закончить тему Мухи и грозы, поинтересовался:
-- А где твой хозяин?
-- Он на работе, тубзиками торгует, на сухой корм зарабатывает.
-- Кормилец, значит?..
-- Кормилец, только бестолковый очень, работу частенько прогуливает, бывает, истерики закатывает, а иногда рассказы пишет, вместо того, чтобы со мной в мячик играть.
-- Писатель! -- уважительно прорычал Бобик. -- К нам в деревню в прошлом году писатель приезжал. У Таньки Зеленьковой полдома на лето снимал. Днем писал сидел, а вечером с мужиками водку пил. А меня городской колбасой угощал несколько раз -- она вкусная, только потом живот болел немножко...
-- А мне колбасу не дают, -- расстроился Чиж.
За окном темнело. Собаки уткнулись в стекло, и Чиж рассказывал Бобику о том, как ему хочется попробовать жвачку, которую показывают по телевизору; хвастался, как на Новый Год ему налили в блюдечко шампанского... Бобик тоже рассказывал свои беды и радости: как в поле овса заблудился, как механизатор Федосеев его чуть не застрелил по пьяни, какая Муха добрая и теплая...

Открыв дверь тамбура, я удивился, что Чижик не встречает меня характерным подвыванием под дверью. Вошел в квартиру и обнаружил "члена семьи", спящим в обнимку с мягкой игрушкой. Миска, измазанная майонезом и кетчупом, стояла под стулом на кухне. Я тихо-тихо уселся за стол и стал писать рассказ про Чижа. Ему же тем временем снились сараи, озеро, Муха. Когда по сну проходил страшный механизатор Федосеев, Чиж поскуливал.

Москва - Люберцы

февраль - март 2000 г.


Без мата
Автор: Реагент
[ принято к публикации 24-01-2007 23:21 | Спиди-гонщик ]


Время для репетиций уже не было. Только едва времени хватило на общий прогон программы выступления. Три номера по три минуты каждый: визитная карточка команды, спортивный этюд и творческая постановка, посвященная 65 летию разгрома фашистских войск под Москвой. То что о нашем участие в таких творческих играх мы узнали всего лишь за неделю до их начало, конечно же не предвещало легкого выступления. И то, что команда сформированная вначале за два дня до начала игр наполовину изменила свой состав еще больше усложнило ситуацию. Но самая большая сложность и проблема была в так называемом руководителе группы. Женщине настолько же глупой как самоуверенной в своих организаторских и творческих способностях, вероятно сильно не повезло в личной жизни. Хотя и как могло бы ей в чем то повезти, если она своими руками могла загубить любое самое хорошее дело. Но тем не менее полностью завалить наше выступление ей не удалось, благодаря своевременно принятым мерам: полная изоляция ее от процесса скоропалительных репетиций новым составом уже в доме отдыха, где должны были проходить игры.
Но нет худа без добра и от этой бочки дегтя, которой являлась эта руководительница мы получили свою ложку меда. А дело было так. При прогоне и отработке номера «оригинальный способ передвижения» наш чудо-руководитель (чудо – от слова чудо-вище) нашла единственную душу над кем решила продемонстрировать свои таланты руководителя. Это был самый маленький парнишка, друг ее собственного внука, который сам то свою бабушку ни в грош не ставил и не только не слушался, а и всячески выказывал ей свое «фа» на все ее поползновения добиться от него какого либо послушания. И вот этого мальца она пыталась сагитировать выполнить в качестве оригинального способа передвижения обыкновенные кувырки по сцене. Оригинальность по всей видимости заключалась в том, что кувырки надо делать на сцене с естественно деревянным полом, что само по себе довольно таки чувствительное занятие для спины. Далее состоялся примерно такой диалог, который и стал для всех доброй ложкой меда от этой бочки дегтя.
- Ну ты хотя бы просто перекувырнуться можешь? – спросила с видом большого специалиста руководительница.
- Ну да, могу – ответил малец, - просто могу, но тут не могу, - добавил он.
- Как тут не можешь, - недоуменно спросила она, - а где можешь?
- Дома могу, в школе в спортзале могу.
- Ну вот и тут давай, раз дома и в школе можешь!
- Не-а , тут не могу – настаивал на своем парень.
- Да это почему же?! – возмущенно спросила руководительница, тут всего то ничего и надо. Два – три кувырка и все! – продолжала настаивать она.
- Не, в школе проще. А тут без мата – тут не могу!
- Как это ты без мата не можешь, - растерянно спросила она. – Это что же тебе мат так помогает?
- Конечно помогает, - недоумевая от глупого вопроса, отвечает парень. – Еще как! – добавил он с видом знатока.
- Это только подумать надо – что за безобразие, а? – возмутилась руководительница, обращаясь к нам, - Что за дети пошли: без мата и кувыркнуться не могут! А? – и дальше обращаясь к мальчику сказала: А можешь ты тихо?
- Что тихо? – не понял мальчик.
- …….ну это ...- растерялась руководительница, - ну с матом, в смысле.
- А-аа, - понял парень, - с матом то я легко могу кувыркнуться.
- Ну вот и давай, только тихонечко, что бы в зале не услышали, - смиренно добавила она. Я и сама когда больно частенько прибегаю к не нормативной лексике, но стараюсь что бы все таки не прилюдно это было. В общем давай, но чтобы в зале не слышно было.
- Чего не слышно то, - не понял опять парень.
- Да чего-чего, уже с явным раздражением, окрысилась горе-наставница, удивляясь тупости мальца, - Мата твоего, мать твою- сорвалась она на зловещий шепот.
- Так у меня и нету мата своего – пояснил тихонечко парнишка, - я пользуюсь тем, что в школе дают.
- Ну вот это мне уже по фигу: откуда твой мат? Сам придумал или в школе тебя научили. Давай без лишних разговоров: кувыркайся как можешь и все! Только не слишком там с матом усердствуй- то.
- А-ааа! , -вдруг все понял парень, - да не, мат для меня не ругательство, а ….
- Вот! Вот до чего дети дошли для них у мат уже и не ругательство да же. – все больше распалясь, высказала она нам. А что же это по твоему? А? – задала вопрос она мальчику, растерявшемуся от ее агрессивного напора.
- Ну так …- начал растерянно мальчик, - мат – он и есть мат: ну мат-расик, коврик такой …. толстый. Ну что б падать было не больно.
Мы долго и мужественно сдерживали свои эмоции на протяжении всего этого глубокомысленного диалога, но после того как до руководительницы дошло, наконец, то, без какого мата мальчонка не может кувыркнуться, дружно грохнули в едином приступе безудержного смеха.

[dawg]

Алкагаль (часть 1 и 2)
Автор: uri
http://www.litprom.r...storycode=12761
[ принято к публикации 02-01-2007 20:12 | Бывалый ]


Павлик рос мальчиком послушным, шалил, конечно, иногда, как и все дети, но, все же ослушаться родителей, не смел. Не то что бы он их боялся, хотя и наказаний боялся как огня, а просто слова «нельзя» и «надо» были для него чем-то вроде икон в церкви для прихожан. Бывало, скажет ему мать: «Павлик, нельзя мешать папе работать!» и Павлик послушно уходил в другую комнату, хотя внутренне разрываясь на части думал!: «Как это так? Я же не мешаю, просто смотрю на все эти линии, загогулины, штришки, буковки, циферки…это же так интересно!!! А вообще, нельзя, значит нельзя; пойду бумажный кораблик делать».
Так думал Павлик всегда, когда слышал «нельзя» или «надо», хотя о «надо» он думал немного по иному, но принцип тот же. Так он думал долгое время, пока не нашел на улице сумму денег эквивалентную n-му количеству спиртного. В общем-то, деньги хоть и были катализатором для Павлика, но не как воздух для огня.
В тот день Павлик шел в школу, нехотя и по самому длинному пути какой знал. Проходя вдоль ограды детского сада, он увидел кузнечика, да не просто кузнечика, а огромного зеленого кузнеца. То, что это был кузнечик, сомнений не возникало, и лапки, и усики все было как у самого настоящего кузнечика, кроме одного: на дворе было 8 февраля и -15 по Цельсию!
Павлик бросил портфель в снег и как полоумный начал скакать по глубокому рыхлому снегу за насекомым. Но не тут-то было, поймать зеленую букашку не удавалось! В итоге, извалявшись в снегу, кузнеца поймать, не удалось.
Павлик стоял весь белый и глубоко дышал, в его молодые годы он уже курил, родители не знали об этом, и смотрел на тварь божью, которая, судя по учебнику биологии, не должна была быть в это время! а она, гадина, еще и скакала, как горный козёл!!!
Кузнечик, как бы понимая, о чём думал Павлик, вдруг задрожал всем телом, от чего на снегу остался причудливый узор, и начал зарываться в снег. Только когда задние лапки насекомого скрылись, Павлик понял, что произошло и ожесточенно начал рыть руками в этом месте.
Снега было много, варежки забыл дома, и поэтому руки замерзли уже минут 15 назад, когда он прыгал и падал в снег за кузнечиком. Рылось плохо, куда там одеревенелыми руками, которые еще и не слушаются! Дорывшись до льда, Павлик остановился и, не веря своим глазам, отошел от снежной ямки. Подышал на пальцы, хотя очень хотелось курить, а не стоило так рисковать, так как в доме напротив жила бабушка Данилы и всегда смотрела в окно.
Пальцы слегка отошли от сковывающего холода и почти начали слушаться. Павлик подумал, что теперь можно подойти, и подошел. Картинка не изменилась: на дне снежной ямки во льду была замерзшая купюра достоинством в 50000 рублей!
Павлик, не веря своему счастью, начал ожесточенно скрести ногтями лед, пытаясь высвободить найденные деньги. Надо сказать, что такие деньги он видел только по телевизору, семья Павлика не была обеспеченной.
Через 3 минуты, обломанных в кровь ногтей и, застывших в одной позе рук, Павлик всё таки освободил вожделенную бумажку из ледяного плена.
Радости Павлика не было предела!
Сунув бумажку в карман школьной формы, Павлик успел заметить зарывающегося в землю кузнечика, чему не придал значения, находка перечёркивала все! И замерзшие израненные руки, и опоздание в школу, и то, что все перемены придется отсиживаться в лаборантской биологии, что бы высушить штаны.
Павлик опоздал в школу на 10 минут, но был счастлив и не придал значения вызову к классному руководителю.

Урок математики, на который Павлик опоздал, отменили из-за болезни Нины Михайловны. Вместо него поставили литературу, что сильно расстроило Павлика, он не подготовился и думал что вместо физкультуры, от которой он был освобожден на неделю, прочитает заданный рассказ. Однако расстройство его длилось недолго, вызов к классному руководителю спас ситуацию.
Павлик пошел к расписанию посмотреть, проводятся ли уроки в их кабинете. Оказалось, что нет, и Елена Петровна, скорее всего, ждет его именно там, а не в лаборантской.
Елена Петровна, тридцатипятилетняя, разведенная учительница биологии ждала Павлика в лаборантской, так как из-за начавшегося ремонта в кабинете химии урок перенесли сюда. Павлик этого не знал и без стука резко распахнул дверь в кабинет биологии и застыл. На него смотрело человек 30 учеников и строгая старая химичка Нелли Трифонова.
- Вас не учили стучаться молодой человек?
- Извините Нелли Трифонова, меня Елена Петровна вызывала и я…
- Это не значит, Павел, что можно так врываться в кабинет! Она в лаборантской.
Павлик, потупив взгляд, прошел через класс к двери в лаборантскую, постучался и спросил разрешения войти.
- Входи Павлик.
Елена Петровна была в хорошем настроении: «Значит, не ругать!» - подумал Павлик.
- У тебя все хорошо, - начала она. – Ты весь мокрый. Я видела в окно, как ты бежал от садика весь в снегу. Что случилось? Тебя кто-то обидел?
Павлика сильно насторожила участливость классной руководительницы, она никогда так к нему не относилась.
«Что-то точно случилось!!!... Блиин! Вчераж родительское собрание было! Вечером дома что-то будет!» - Павлик замер в мыслях о предстоящем разборе его поведения и успеваемости.
- Павлик все хорошо? Что с тобой? На тебе лица нету!
- Все нормально Елена Петровна я просто подскользнулся, ударился головой, а потом еще в снег упал.
- Ой-ой-ой – запричитала она – голова не кружиться? Тебя не тошнит?
- Нет, Елена Петровна, все хорошо, я не сильно. Промок только вот…
- Ну, это ничево, снимай штаны и вешай на батарею, а то простудишься еще!
- Так ведь у меня литература сейчас.
- Ничево, я сейчас скажу Оксане Аркадиевне, что ты пропустишь сегодня её занятие.
- А н-ка в журнал?
- Не волнуйся, не поставит. Все снимай штаны и грейся. Я скоро вернусь.
Елена Петровна вышла из лаборантской, закрыв сначала дверь из класса на щеколду (замок открывался и закрывался с другой стороны), а потом на ключ и дверь в коридор.
Павлик пребывал в глубоком шоке. Нет, он просто охреневал от происходящего.
- Дааа, февральские кузнечики творят чудеса! – сказал Павлик и стал снимать мокрые штаны.
Только он поместил их на батарею, как замок щелкнул, и в лаборантской появилась Елена Петровна с банкой меда и батоном.
- Ну вот, Павлик, будем пить чай, чтобы ты не заболел.
Она достала из шкафа две кружки, заварник и чайник. Через пять минут Павлик сидел с горячей кружкой чая и куском батона, обильно намазаным мёдом.
- Что же ты штаны на батарею повесил? У нас же обогреватель есть! На батареи они до пасхи сохнуть будут!
Елена Петровна перевесила штаны на обогреватель.
- Вот, так-то лучше. Ты пей чай давай.
Больше она ничего не сказала до самого конца урока.
Когда прозвенел звонок, Павлик взял сухие штаны с обогревателя, оделся и собрался уходить. Елена Петровна окликнула его в дверях.
- Павлик, ты постарайся больше не опаздывать на уроки, ладно?
- Хорошо, Елена Петровна (клёво даже в дневник ничо не записала, удачный день!).
Павлик побежал к своему классу. Там уже появилось пара человек и Олег, Павлик сразу направился к нему.
- Здорова Олег.
- Здорова, ну чо надела тя на рога священная корова?
- Неа, прикинь, даже в дневник опоздание не записала и чаем с медом напоила, чтобы, грит, не заболел. О как!
- Чо???
Павлик с подробностями рассказал Олегу все произошедшее, и про кузнечика, и про Елену Петровну.
- Мдааа, - ск######ично промычал Олег – крепко ты головой видать долбанулся!
- Нихера! Смори! – с этими словами Павлик достал из кармана найденные деньги.
- Нихерасибе! – глаза Олега округлились и заблестели, - это дело нада отметить! Не каждый день такое происходит! Так я ща с Женьком поговорю, может, что и придумаем.
- Не, Олег, не сегодня. Меня еще дома разговор ждет, так что точно не выйду вечером.
- Чо за разговор?
- Дык вчераж родительское собрание было!
- Понятно…ладна, ну тогда на завтра перед уроками.
- Ладна договорились.
Олег направился к выходу из класса, но тут прозвенел звонок. На следующей перемене поговорить тоже не удалось, перемена была большая и все вышли на улицу за угол школы курить. Говорить о такой находке при старшеклассниках, да и при одноклассниках, с Женькой они не стали. Следующим уроком была физкультура.
- Ладна, Олег, ты кароче с Женьком поговори, а вечером позвонишь и расскажешь.
- Слы, а ты куда собрался?
- Так у меня ж от фэка освобождение!
- А литра?
- Ты чо? Онаж вместо матеки первой была!
- Аааа, блин, точно! Ладна иди, вечером позвоню.
К удивлению Павлика дома все прошло спокойно, без эксцессов.
- Когда же ты за ум, наконец, возмешься, - только и сказал отец. И все, на этом весь разговор и проверка дневника закончились. Позже позвонил Олег.
- Алле, как дела?
- Все отлично!!! Давай пойдем прогульнемся.
- Ты ж говорил, что не сможешь из-за втыка?!
- Сам не ожидал! Давай через полчаса у школы?!
- Ладна, давай.
Павлик стоял на углу школы, место для курения так сказать. Он выкурил пол сигареты когда появился Олег.
- Ну, чо? Втыка не было?
- Неа, ваще ничо, я херею чо происходит!
- Ладна, кароче я с Женьком поговорил, у него бабушка приехала, так что облом, НО, но я еще Ваське сказал… так вот у него с утра квартира свободна! Отец в командировке на три месяца, мать с утра на работе, а сестра в первую смену. Так что вот.
- Ну и чо мы у него делать будем? Я думал в автоматы поиграть.
- Пиво пить, дубина! У него рыба есть!
- Блин, шипко ты умный я посморю, хто ж нам ево продаст???
- Эээ, чота об этом я не подумал,…хотя…мы разливнова полторашку возьмем! Там колдырей всигда полно их и попросим, типа для бати, ани купят стопудов!
- Ага, а на хер не пошлют без денег?
- Дыне, Витек из «Б» класса так брал вроде.
- Ды он врун еще тот!
- Ладна, завтра разберемся нехер ща яйца морозить. Я короче за тобой в девять зайду, и пойдем за пивом, а Женек нас у Васька ждать будет, обещал приставку взять.
- Ладна, давай, до завтра.
Павлик пошел домой, по дороге купив в ларке два лав иза. Одну жвачку он сразу засунул в рот, вторую перед дверью в квартиру.
- Опять ты эту гадость жуешь! – начала мать. – И так живот больной, а ты еще и дрянь всякую в рот суешь! Потом не жалуйся!
- Ладна, мам, я спать.
- Что-то случилось, сынок?
- Нет, а с чего ты взяла?
- Рано ты спать сегодня собрался, девять только.
- Да? Ну не знаю, чота я подустал. Все, спокойной ночи.
- Спокойной ночи сынок.

Сообщение было изменено dawg: 27 January 2007 - 13:03

[dawg]

Ходит Дурачок по миру.
Автор: resonoid
[ принято к публикации 22-01-2007 23:04 | Cфинкс ]


Во Купалинскую ночь собрался хмельной народ возле костров на опушке леса. Кто через пламя сигает, кто венки плетет, а кто и по кустам блудит.
А Дуняша, не будь дурой, отправилась в самую чащобу заветный цветок папоротника искать. Он, люди сказывали, клады указывает. Была Дуняша румяна, да грудями пышна, одно плохо – сирота. А без приданова , кто ж в жены возьмет ? Идет она по лесу, а у самой сердце обмирает. То ветка вдруг рядом затрещит, то филин ухнет, аж сердце в пятки. Только вдруг видит, средь перьев папоротника светится что-то красным, будто уголек. Наклонилась она, дабы разглядеть получше. Предстал ее очам цвет дивный. Только на радостях сорвать собралась, чувствует, как облапил сзади кто-то, да сарафан на голову задирает. А варнак то ,знай, свое дело делает, подмял Дуняшу по себя, да по голому заду ручищей поглаживает. Забилась Дуняша птахой, запричитала, да где там. Вскрикнула она от боли , да и обмякла, а по ляжкам потекло теплым, а цвет заветный меркнуть начал, пока совсем не потух.
Лежит Дуняша, слезы горькие с лица утирает, повернулась на спину, очи вверх подняла, а в небе луна светит полная, А рядом варнак порты подтягивает, да лыбится глумливо.
-Как зовут то тебя, краса? – пробасил варнак.
-Так Дуняшей - Безродницей кличут – осмелела девка, поняв ,что губить ее не будут.
-А я Трофим-охотник – зверя добываю – варнак протянул ладонь широкую, помогая Дуняше подняться.
-Ой, горе мне, ой судьбинушка! – захныкала опять Дуняша – Кто ж меня теперь в дом то к себе возьмет.
-Ты это, девка, не кручинься. А мож ко мне в жены пойдешь? Дюже ты справная! – почесал затылок Трофим.
-А не обманешь? – стукнуло в груди сердце девичье.
-Не обману. – промолвил Трофим, и взяв девку за руку, повел из лесу.
Сыграли они свадьбу шумную, а Дуняша с той ночи тяжелая стала.
В положенный срок пришла пора Дуняше от бремени разрешится, покликал Трофим повитуху – Угрюмиху, а сам ушел на двор, чтоб криков не слышать. Дюже мила ему Дуняша была. Не мог он мучений ее перенесть. А Угрюмиха
напоила роженицу отваром дурман-травы, да приготовилась плод принять. Да только не шло дите никак из чрева материнского, Дуняша уж губы в кровь искусала. Трофим метался зверем раненым по двору, да кулаком грозил в небо. Уж светать начало, петухи прокричали, когда на пороге дома появилась Угрюмиха, неся в руках тряпья ворох.
-На вона, на дите свое глянь, малой у тебя. - проворчала старуха, протягивая сверток Трофиму. Отвернул край дерюги Трофим, да и ругнулся матерно. Ребенок был на глаз кривой, зубат, да с горбом на спине.
-Тока вон чего сделалось то, милай, представилась жена твоя. – прошамкала повитуха, да перекрестясь пошла со двора.
А Трофим столбом стоял, держа уродца на руках, а душа его рвалась на части. А потом швырнул младенца через плетень в лопухи, да и пошел жену оплакивать. А через месяц его медведь задрал – треснула пополам рогатина у Трофима, зверь ему башку то и снял.
Ребенок же заверещал визгливо, из тряпок развернулся, и приготовился смерть принять, едва народившись. На счастье его бежала мимо сука щенная и, услышав визг, подошла, обнюхала да и сунула сосок свой в рот к нему. Засосал младенец, успокоился, в шерсть собачью уцепившись. А сука накормив его, утащила к сараюшку возле церквы, где ее выводок ждал.
Дьяк Ефимий как всегда поутру шел курей да свиней в сарай кормить. А, зашедши внутрь, узрел он на сене суку с выводком, да младенцы подле нее.
Перекрестился дьяк двумя перстами, подхватил дите и бегом к попу побежал.
Тот подивился это находке Ефимия, да и решил ,что ребенок при дьяке будет, ибо знак это божий. На том и порешили.
Так и зажил найденыш при церкви. Иваном его окрестили. Да только народ его больше Дурачком кликал, за лик чудной да ум блажной. А дьяк, как подрос, он принялся Дурачка грамоте учить. Голова светлая оказалась у него, Ефимий уж и не рад был, что отрока к грамоте пристроил. А как пошел отроку восемнадцатый год, стал он дьяку вопросы задавать про бога, да про земли устройство. Ефимий ему и растолковал, дескать, бог есть создатель всего живого, а про устройство земли сунул книгу с картинками.
Там Дурачок увидал, что земля плоская, да держат ее звери иноземные, у которых нога пятая из головы росла, а стояли они на рыбе-кит, которая в Акияне плавала. И загорелось ему край земли повидать. Ну да охота пуще неволи. Собрал Ефимий ему в котомку снедь скоромную, перекрестил троекратно, да и поковылял Дурачок по дороге прочь. Дьяка же на следующий день молнией убило. Одежа его сгорела, а крест нательный в грудь ушел, и сверкал средь плоти обугленной.
Дошел Дурачок до околицы, и узрел под березою Ерему, сына Аникеева.
Тот обнимался с девкой Агрипиною, да шелуху от зерен подсолнуха сплевывал.
- О, здорово Дурачок! Куда собрался то? – осклабился рыжий детина.
-Да вот, край земли иду смотреть. – Дурачок недобро посмотрел на Ерему, тот завсегда его обидеть хотел.
-Да ну! Вона, хош лучше девку повалять? – изрек Ерема, а девка надула губы и дернула плечом, убирая руку со своего плеча.
-Чтоб тебе! – промолвил в сердцах Дурачок, да и пошел прочь.
А Ерема с девкой захватили браги жбан, да и на сеновал подалися. Там девка захмелела, и подставила свое место срамное Ереме, а то и рад. Только обрюхатилась Агрипина, а тятя ее, узрев сие, проломил колуном буйну головушку Еремину.
Солнце пекло спину Дурачка неистово, марево стояло на пыльной дороге, а он знай себе, шел. Вдалеке смерч пыльный, послышался стук копыт. Увидел всадника Дурачок. И вот вскоре предстал пред ним цыган чернявый, конь гнедой ходил под ним игриво.
-Что, человек, понравился мой скакун? – сверкнул глазами цыган. – Так купи, недорого отдам!
-Ни к чему мне он. –ответил Дурачок, покачав головой непокрытой. –Я на край земли иду, а конь мне обуза лишняя, да и издохнет еще по дороге, знамо дело, далек путь мой.
-А, дурак ты! – оскалив зубы белые, засмеялся цыган и, стукнув пятками по бокам чудо-коня, поскакал прочь, аж красная рубаха на спине пузырем.
А Дурачок, загребая пыль лаптями, продолжил путь свой. Цыгана того, изловили возле села Кукуева люди добрые, да и подвесили на осину, конь то ворованный был у него. Так и болтался он до осени. Вороны глаза ему склевали, да потроха выели.
День сменялся ночью, а Дурачок все шел. И еда его давно кончилась, и пил он из луж. Когда в одну ночь не повстречал он человека странного. Одет он был богато, но шел пешком. Борода была его длинна, да седа, а в руке его был посох с главой мерзкой наверху. За спиной у него прыгали создания чудные с бородой и рогами козлиными, да копытами, раздвоенными заместо ног. Дюже походили они на Фавну, которого Дурачок на лубке, на прошлогодней ярмарке зрел. А незнакомец подмигнул ему правым глазом, да завел беседу.
-Что вьюнош, в ученики ко мне пойдешь? – руки незнакомец упер в бока.
-А чему вы научить меня сможете? – заинтересовался Дурачок.
-Ну, порчу наводить, мор насылать, да злато и богатство наживать! – сказал незнакомец и закашлял. – Колдун я - Будимир!
-А вот енти бесы у тебя в услужении будут! – колдун махнул рукой на рогатых.
-Я край земли ищу, некогда мне время терять, да и не жилец ты видно! – отвечал Дурачок.
-Не будет тебе покоя! – наслал проклятье на Дурочка колдун и, свистнув бесов, пошагал своей дорогой, только звук кашля долго звучал в темноте.
И ведь прав был Дурачок, сгубила лихоманка колдуна. Долго умирал он в своей избе, так и не успев передать дар свой черный ученику, а когда совсем дурно ему стало, накинулись на него бесы-прислужники и ну давай рвать с него мяса куски, да плясать в лужах крови, натекших из жил.
Дурачок продолжал свой путь, уж и листья желтели на деревьях и ветра его тело кривое студили и лапти его давно развалились. Присел он как- то на пенек возле тропинки лесной, да жевать принялся лебеды стебли. Как вдруг предстала пред ним старуха в рубище черном, да с косой ржавой в руке.
«Никак косить собралась травушку, вот чудная, осень на дворе» - подумал Дурачок, а старуха, открыв рот свой беззубый, ямой черной зиявший на лице ее страшном, прокаркала:
-За тобой я человече! Хватит, нагулялся, пора!
-Да ты, с ума либо сошедши? – погрозил старухе пальцем Дурачок. –Да я еще тебя переживу!
Засмеялась старуха, затряслась, аж синицы с деревьев испуганно взлетели, тряхнула редкими седыми патлами на обтянутом кожей черепе.
-Насмешил ты меня человече, потешил. Куда путь держишь ? – старуха оперлась на косу свою.
-Да на край земли хочу попасть. – со вздохом ответил Дурачок.
-Ладно, первый раз дурака такого вижу, помогу тебе! Но потом заберу к себе на веки вечные! - страшным голосом произнесла старуха, и в тот же миг сверкнуло в глазах Дурачка.
Звезды драгоценными каменьями сверкали в черном небосводе, а Дурачок сидел на краю земли и болтал ногами, покрытыми цыпками. Душа его ликовала, он с интересом смотрел в низ и видел спину животного с ногой на голове. Рядом стояла старуха, ветер развевал ее рубище, обнажаю тело костлявое. Она нетерпеливо постукивала косой Дурака и повторяла : «Пора пора..» И тут Дурачок не удержался и смачно плюнул вниз, в зияющую темноту, туда , где внизу слышался рокот Акияна.
- Что ты творишь отрок? Или ты не хочешь в царствие боже? – громогласно раздалось сверху. Дурачок испуганно поднял голову, но там лишь звезды , да полный месяц дарили свой холодный свет земле.
-А кто со мной говорит? – выдавил из себя Дурачок.
-Пастырь твой, неразумный отрок, и даритель жизни всему! – голос эхом разносился вокруг, а старуха рядом замерла и нервно теребила край рубища.
-Но жизнь ты свою провел праведную и поэтому я живым заберу тебя в царствие свое! – голос немного смягчился, таким голосом говорил с Дурачком дьяк Ефимий, когда заставал его за богоугодными занятиями.
- Мой он, мой по праву! –вдруг закричала старуха и замахала косой.
Ответом ей была тишина, а Дурачок вдруг почувствовал, как неведомая сила подхватила его, и начала подымать его все выше и выше. Он улыбался, а из глаз его подслеповатых катились слезы.
Хорошо жилось Дурачку в райских кущах. Только заскучал он , затосковала. Не с кем поговорить ему было, ангелы испуганно шарахались в стороны, роняя белые перья. И вот однажды предстал он пред очами бога.
- Что ж ты творишь последнее время отрок! Зачем амброзию, забродившую на манне небесной потребляешь ? Зачем хитоны ангелам задираешь? Бесполы они, неразумный, ничего! А яблоки кто все понадкусал с моего древа познаний? – голос бога был строг и недоволен.
- Так скукатища! Для того ль я господь праведно себя вел, чтоб потом вечно в скуке жить? – с укоризной произнес Дурачок.
-А, что тебе прописные истины вещать! – разорялся господь. – а иди ка ты обратно на землю бренную, и да не будет тебе ни счастия, ни смерти!
Сказал бог и громом грохнул, а Дурачок полетел вниз, сквозь перину облаков, вереща, как заяц пойманный. Шлепнулся в сена копну, скатился вниз, да и сел почесывая затылок.
Да и бродит с тех пор Дурачок по миру. Счастия ищет. Кто ему яичко даст, а кто затрещину. Кто хлеба краюшку подаст, а кто по спине дрыном перетянет.
Кто приголубит, а кто и в глаза плюнет. Одни его кличут Вечным Странником, другие Блажным святым. А все одно – Дурачок.



Месть
Автор: Mighty Daemon
[ принято к публикации 25-01-2007 04:06 | orlusha ]


- Да, - тихо произнес Анзор и повесил трубку.
Я спрятал мобильник в карман куртки и начал осматривать скамейки на предмет наличия присутствия там свободного места. Ждать оставалось недолго. Минут пятнадцать, ну от силы шестнадцать. Правда вот, какая-то жуткая усталость внезапно обрушилась на меня, накрыв с головой. Ноги стали ватными, мышцы рук наоборот напряглись. Надо было сесть. Сесть, отдохнуть, подышать пранаяму и подумать.
Скамеек на этой станции было немного, и сейчас, в час пик все они были заняты. Поэтому я решил прислониться к колонне и наблюдать. И думать. Говорят, что когда ждешь кого-нибудь опаздывающего, то вспоминаешь о нем только самое неприятное. Думаю так оно и есть. По крайней мере, в моем случае все так и было. Хотя, ничего хорошего, связанного с Валентином, я не смог бы припомнить и без ожидания.
Первый раз я увидел Валю в его собственном кабинете. Он вызвал меня, как свидетеля, для дачи показаний по Мишиному делу. Когда я вошел, он, сидя ко мне вполоборота, указательным пальцем правой руки настукивал какой-то текст на потрепанном ноуте. Внешностью своей Валя напоминал Винни Пуха сразу после посещения Кролика. Был он необъятно толст и румян. Думаю, что в детстве с такой внешностью и подозрительным именем у него была масса проблем со сверстниками. Вдобавок ко всему Валя с гордостью носил уморительную фамилию Дурашко. Словом, все это вкупе с делом, высосанным из большого пальца ноги, настраивало меня на несерьезный лад. А зря…
Десять минут. Деловитая бабулька с двумя пакетами с надписью «Chanel N5» вскочила со скамейки и ринулась к подходящему поезду. Я, отделившись от колонны, рухнул на освободившееся место. Устроившись поудобнее, я закрыл глаза и начал дышать считая. Вдох на счет четыре, задержка дыхания на восемь, выдох на четырнадцать. Те, кто ни разу не пробовал, не могут себе и представить какую пользу приносит простое короткое дыхательное упражнение. Я успокаивался и отдыхал. Дурные мысли покидали мою усталую голову. Бессонные ночи, страхи, метания. Все уходило прочь. В этом мире были только я и дыхание. Ну и еще слабый запах метро. Как же я люблю этот запах. Даже не запах. Как ТАКОЕ можно называть запахом? АРОМАТ МЕТРО. С детства, с самой первой поездки я полюбил его. И люблю беззаветно. Одно время я пытался выяснить – что же это так пахнет. Сведения были противоречивы. Кто-то говорил, что это запах резины, кто-то считал, что так пахнет особая мазь, которой покрывают рельсы. Были и другие версии. Но в какой-то момент мне просто стало неинтересно – что, как и почему. Нравится и все. И сейчас, я, вдыхая любимый аромат полной грудью, на какое-то время забыл о Вале, Мише и деле.
Дело-то и, правда, было плевым. Миша, Мишаня – мой лучший друг. Друг детства, юности, молодости. Мой браза. Он занимался мытьем денег. Отмывал и раздавал. Незаконно? Конечно, незаконно. Но Миша, во-первых, обслуживал только своих, а во-вторых, его объемы были настолько мизерны, что едва позволяли ему сводить концы с концами. Сдал Мишу, как это часто бывает, его бывший работник. Причем сдал прямо и тупо. Сходил в ОБЭП и написал заяву. Так мол и так, Миша – жулик. В тот же день в офис к Мишане вломилась небольшая группка людишек с автоматами и в камуфляже. Мишу под белы ручки препроводили в СИЗО, а документы с компьютерами отвезли Вале в кабинет. Вот так, просто и ясно. Быстро и качественно. Купляйте беларускае!
Пять минут. В голове полный порядок. Мысли плавно текут по извилинам. Тело послушно. В такие минуты хочется совершить что-то невообразимое. Что-то безумно героическое. Я готов. Я готов. ((с) Спанч Боб). Все на месте. Пакет я крепко сжимаю правой рукой. На всякий случай еще раз его осматриваю. Все ок. Дырок нет. Я аккуратен до безобразия. Анзор удивится. Зная мою негеглость, он отказывался верить в то, что я не порву пакет. А я не порвал. Ни капельки не порвал. В пакете нож. Нож Анзора. Этот нож больше похож на длинное острое шило. Но Анзор сказал - это именно то, что нужно. «Таким, дарагой, мы свинэй рэжем. Прямо в сэрцэ», - с чувством рассказывал он. - «Толка ты в сэрцэ не бей. Замэтна будэт. В печэн бей. Знаеш, гидэ печэн?». Я знал. Я очень хорошо знал, где печень. Особенно нездоровая, увеличенная Валина печень.
С Анзором мы познакомились на курсах английского языка. Я хотел уехать на работу в Штаты. А Анзор свою страсть к английскому объяснил так:
- Я, дарагой, висю джизн стрэляю. Мастэр спорта. Миждународнава класса. Я болшэ ничиво ни умею. Работа харошый ест за рубижом. Ездит многа гидэ, стрилят многа в каво. Язик нужен.
Сперва я смутился. Думал разводит. Затем, когда он свозил меня к себе домой и показал свой арсенал, я сильно насторожился. Ну и спросил Анзора в лоб:
- Зачем ты мне это рассказываешь и показываешь?
- Ты харошый чилавек, уважаемый, дружит с табой буду, - только и ответил он.
Вот такая странная дружба. Мы часто ездили в тир или на полигон. Там стреляли из разных типов оружия. Потом Анзор показал мне пару приемов правильного обращения с охотничьим ножом. На мой вопрос, почему Анзор равнодушен к охоте, он ответил, что любое животное лучше человека, и убивать их грех. Да, странная логика. Но мне нравилось проводить с ним время. Я чувствовал причастность к чему-то гораздо большему, чем жизнь простого местячкового бизнесмена. Иногда Анзор пропадал на пару-тройку недель. Потом возвращался довольный, и с рассказами о новых странах, где ему довелось побывать.
Три минуты. Поезда снуют, как угорелые. Я внимательно слежу за электронным табло. В детстве меня всегда радовало, когда секунды на часах, показывающих время с момента отправления предыдущего поезда, и часах просто показывающих время, совпадали. Это вызывало во мне какой-то щенячий восторг. Сейчас основные часы отставали на десять секунд. Тик-так. Тик-так. Хммм… Электроника не тикает. А что? Наверное щелкает. В метро шумно, до часов далеко. Бог знает, какие они там шумы издают. Воспоминания накатывают, и брутфорсом выбрасывают в корзину мысли о часах.
Валя вел дело ни шатко, ни валко. Через друзей в прокуратуре я практически вызволил Мишу. Оставалась одна формальность – согласие следователя. Я предложил Вале встретиться. Он не отказался. Рандеву состоялось в небольшом кафе, в двух шагах от СИЗО.
- Привет, - просто, как старому знакомому, произнес Валентин, и пожал мою руку.
- Привет, - ошарашено ответил я.
- Вызывал? – спросил Валя, улыбаясь.
- Ну, это только вы вызываете. Я просил встретиться, - с ударением на слове «просил» парировал я.
- Записывающие устройства на теле, в карманах есть?
- Нет. Забыл взять.
- Юморист, - хмыкнул Валя, - чего надо-то?
- Мишу, под подписку надо выпустить. От вас писуля нужна.
- Неа, не выпущу. Он мне самому нужен, - улыбка Вали стала кривой. Он явно издевался.
- Мы отблагодарим.
- Не надо. Мне зарплаты хватает.
- Валентин Викторович, будьте человеком.
- Я-то человек. А вот вы кто? Бизнесмены херовы! Бабки народные тырите. А потом отпускай вас. Знаю я эту хрень. Сегодня отпустил, а завтра он уже в Забайкалье!
С этими словами, разгоряченный Валя встал, и, не прощаясь, вышел из кафе. За ним поднялся и я. Озадаченный официант с меню в руках застыл на полпути между барной стойкой и нашим столиком.
- Меню не надо. Наелись уже, - махнул я рукой и тоже вышел на улицу.
А следующей ночью Миша повесился. Или его повесили. Правды мне уже не узнать. Да и не надо. Более того, хоронить его разрешили только в цинковом гробу. Так что, возможно, его перед смертью избивали или… Даже думать об этом больно. Суки, ненавижу. Как же я вас НЕНАВИЖУ.
Минута. «Медленно минуты уплывают вдаль. Встречи с ними ты уже не жди…». Поется. На душе хорошо. Настроение приподнятое, праздничное. Он приедет на этом поезде или на следующем. В первом вагоне. Он всегда садился в первый вагон. Но и на случай, если он изменит своей привычке, у нас с Анзором был маячок.
Когда я принял решение, то первым делом пошел к Анзору. Тот меня внимательно выслушал и сказал:
- Адабряю, дарагой. Джизн друга – святое. Но памоч нэ магу. Прасти, нэ магу. Никагда нэ путаю работу с дружбай.
- Анзор, ну как же так. Если не ты, то кто? Может посоветуешь кого?
- Я тэбе адын мудраст скажу. Еслы нэ хочэш разочараваца в людях, дэлай все сам. Ты мущина, воин, защытник. Сдэлай то, што абязан.
«Действительно», - подумалось мне, - «кто, если не я? А никто».
План мы тщательно разрабатывали вместе с Анзором. Он был лучше подкован с практической точки зрения, я же был главным специалистом по собственной психологии. Идея была проста, как мир. Валя каждый день, если не было срочных выездов, возвращался домой на метро. У него не было любовницы, он не ходил в кино, не играл в футбол. Даже совместную ОБЭПовскую баню и то игнорировал. Он жил по маршруту дом-работа-дом. Такая жизнь его устраивала. И нас с Анзором это тоже устраивало. По плану мне надо было в час пик, в толкучке, когда Валя будет выходить из вагона метро, пырнуть его остро наточенным анзоровым ножом куда-нибудь в район печени, и сразу сесть в тот же самый вагон, из которого он выходил. Просто в теории, просто на практике. Тяжело на душе. Но есть такое слово «надо». Ведь я же, в конце концов, «мущина». Анзор должен был следить за Валей, и когда тот сядет в вагон отзвонить мне и сказать кодовое слово. «Да», - значило тот самый, обычный первый вагон.
Я услышал заветное «да» пятнадцать минут назад. Я сижу и жду. Точнее уже стою. Поезд подходит. Мышцы напряжены. Я иду вдоль движущегося поезда, стараясь стать напротив задней двери первого вагона. Толпа людей несет меня. Я вырываюсь, и занимаю позицию. Мешок на изготовку. Мне везет, Валя выходит как раз из задней двери. На его лице глупая блуждающая улыбка. Он рассеян. Ну, с Богом. Толпа входящих устремляется навстречу выходящим. Я в середине этой людской массы. Идем свиньей, как крестоносцы. Валя уже рядом. Метров пять. Идет, улыбается. Не замечает. Тихо, главное, тихо. Я немного размахиваюсь. Секунда, и нож будет там, где ему и положено быть – в Валином брюхе. Неожиданно мир темнеет, краски пропадают и я куда-то падаю.
Очнулся в Валином кабинете. Сижу на стуле перед его столом. Валя все также что-то набирает на стареньком черном ноуте. Улыбается. Рядом с ним, тоже улыбаясь во всю свою нерусскую харю, стоит Анзор. Увидев, что я открыл глаза, он начинает говорить, причем совершенно без акцента:
- Что, дорогой, не выручил тебя друг-киллер. Бывает. Люди-то все сволочи порядочные. Я же тебя предупреждал.
- Да уж, Сергей Борисович (это я, на всякий случай), - вторит ему Валя, - людям доверять надо только в самом крайнем случае.
- Это, что, Анзор, ты тоже мент? - гладя заметную шишку на затылке, выдавливаю я.
- Конечно, мент, дорогой, - радостно кивает Анзор.
- Так это развод такой. Зачем? – мучительно выдыхаю я.
- А вот зачем, Сергей Борисович, - начинает Валя, - ваш Михаил нам нафик не нужен был. Знали мы, что он пешка. Причем пешка ваша. Но верный он оказался. Настоящий Санчо Панса. Тогда вот Анзор Георгиевич и предложил вариант с лжеубийством и кровной местью. Он почему-то был уверен, что вы на это купитесь.
- Что значит лжеубийство? Миша жив?
- Естественно жив. Живее всех живых. И поверьте, уважаемый Сергей Борисович, вам с ним предстоит провести еще много незабываемых минут в одной камере.

[dawg]

орлов как всегда на высоте :)
читали его стишок о Ксении Собчак?
могу выложить но цензура не пропустит :)


ПРО ТО, КАК ВОРУЮТ ПОЭТЫ
Автор: orlusha
[ принято к публикации 24-01-2007 07:09 | Бывалый ]


Как тяжело читать порой стихи
Под девушковы «ахи» и «хи-хи»,
Когда от двух всего четверостиший
Зависит, как она к тебе задышит,
А ты, от вожделения зверея,
Её ласкаешь яростным хореем,
И чувствуешь буквально каждым фибром,
Как пуговицы рвутся под верлибром,
Как робость и сомнения и страхи
Срывает похотливый амфибрахий,
И для любви потока нету дамб,
Которых не пробил бы верный ямб.
Победа! Трубы! Всё, пора в кровать!
Но вдруг: «Что я могу ещё сказать?» -
Срывается, знакомое до боли…
Она вдруг скажет: «Мы учили в школе
Всё это. Кстати, мне пора домой,
За Пушкина – спасибо, мальчик мой».
Ты – еле дышишь: ну какой там Пушкин!
Ты ей про брови, руки, про веснушки…
Блондинка с виду, а ответ – шатенки:
«А это, про веснушки – кто, Ваншенкин?»
Ты весь дрожишь, не человек, а тварь,
И жалкое подобье человека,
Ты начинаешь: «Улица… фонарь…»
И тут же видишь вывеску «Аптека»,
И понимаешь, нет стиха известней!
И всё! Погиб поэт, невольник чести.
Вот, чёрт! И это – тоже не моё,
И Лермонтов описывал её
Тугие бёдра, красоту и стать.
Поэтов нужно в детстве убивать,
Чтоб мысли у меня не воровал
Тот, кто давно на свете проживал.
А впрочем, нет! Поэзии – виват!
Ни в чём и никогда не виноват
Поэт, когда пририфмовал к любови
Прилив к щекам внезапный бурной крови.
Поэт ворует, если он влюблён,
У всех влюблённых будущих времён,
И ради соблазненья жёсткой схемы
При помощи рифмованной системы
Для резвой имитации полёта
Крадёт у всех из словооборота
Слова и фразы, целые признанья,
Потом, сорвав случайные лобзанья,
К другой спешит наш быстрокрылый гений,
Чтобы потом десятки поколений
В безмолвной муке открывали рот
При виде той, продолжить с кем свой род
Хотелось бы, но ничего сказать
Они не смогут. Значит – отказать
От сердца, от любви. Под зад ногой!
«Ты Пастернака почитай другой!
И Лермонтова – тоже я читала!
Ты рифму для меня составь сначала,
Про то, как я нежна и ясноока,
Но не воруй, пожалуйста у Блока!»
Так будет, но пройдёт десяток лет,
И новый народится вдруг поэт,
И бросит Ей записку к изголовью,
Где жизнь его срифмована с любовью,
И, жив уже от похоти едва,
Найдёт желанной нужные слова,
И овладеет от других тайком,
Ведь он владеет русским языком,
Ведь он опять сегодня полюбил,

Я Пушкина бы всё равно убил.

камасутро
Автор: Влад Илкин
[ принято к публикации 23-01-2007 17:56 | orlusha ]


каждый слышит только то, что хочет услышать,
об этом не прочитать ни здесь, ни в другой главе,
поэтому, ставя свою дамочку в dog position,
подумай о том, что никогда не узнаешь что у нее в голове.




Телепередача
Автор: Гм ыря
[ принято к публикации 23-01-2007 17:10 | Бывалый ]


Изнывая от безделья, я слонялся по квартире
И хотел экстравагантно как-нибудь себя развлечь.
Откупорил банку пива, приготовил тосты с сыром
И решил, как обыватель, перед ящиком возлечь.

Тыцнул кнопочку на пульте и с экрана голубого
Посмотрел в мои глазенки странно приодетый тип:
Хачик в юбке, с микрофоном и с прическою понтовой.
Удивился я и тотчас к телевизору прилип.

Под музычку типа рэпа, драмэнбаса или чотам
Вышел к зрителям развязно горбоносый паренек.
И давай хамить нахально, и давай с пол-оборота
Посылать всех громко ###### как заезжий фраерок.

Ну а гости все в экстазе, звонко хлопают в ладоши,
Их прилюдно обосрали, ну а им все нипочем.
Все смеются и хохочут: «Ути-пути, наш хороший,
Юморной и очень стильный. Круто! Класс! Хотим еще!!»

Дальше больше. В зал заходят два придурка в джинсах узких
И показывают сценки с сексуальною канвой.
Первый весь такой хрипатый, а второй – вообще не русский,
Плоско шутят, корчат рожи и смеются над собой.

После них выходит к людям лупоглазое мудило.
Вроде чучела с гитарой. И гундосит что есть сил
Идиотские куплеты, улыбается всем мило
Как на утреннике детском. Право слово – имбецил.

После паузы рекламной появляются нон-стопом
Двое жирных обормотов свой отбыть ангажемент.
Первый весь благообразный, а второй – с лицом как жопа.
Первый косит под Татьяну, а второй – корреспондент.

Дальше полный UBER ALLES, под восторженные вопли
Появляется на сцене изможденный, тощий глист.
Произносит слово «с**а». Дальше – «ссать», «говно» и «сопли»
И в награду получает гром оваций, гвалт и свист.

Хачик в юбке объявляет музыкальную репризу
И на сцене бойко скачет юркий карлик-пи***ас.
С ним немой, зато с гитарой. Весь серьезен и прилизан.
Вместе мочат караоке и впадают в раз в экстаз.

Наконец, смурной армяшка, с умным видом произносит
Афоризмы, будто тосты, про Москву и Ереван.
А потом, скрипя зубами, сто рабов на сцену вносят
Пожилой рояль. И зритель голосит: «Жигань, братан!»

Посмотрев на это дело, я сидел в культурном шоке,
А потом схватил мобилу брата младшего набрать:
«Слышь, братан, скажи мне честно, без херни и экивоков
Это что за передача? Как все это понимать?»

Брат сказал: «Да ты лошара! Ты не рубишь вовсе фишку!
Это шоу штырит круче, чем афганский лучший драп!
От Москвы до Сахалина все девчонки и мальчишки
Обожают в выходные посмотреть Comedy Club».

23.01.2007



ГУРЗУФСКИЕ ПОЦЕЛУИ
Автор: orlusha
[ принято к публикации 24-01-2007 07:03 | Бывалый ]


(воспоминания о лете 2007 года)

Я был ласков и груб,
Мы вино незнакомое пили,
Говоря всё подряд,
Тему страстных объятий развив.
Лепестки её губ,
Орхидейным извивом манили,
И, впуская мой взгляд,
Открывали всю бездну любви.
Откровенней её
Я не знал, да и быть невозможно
Так прекрасно открытой,
Все главные тайны храня,
И сознанье моё
Засыпало в тот час осторожно
На прохладной ланите,
Пропустив увядание дня.
Губы жаром цвели,
Раскрывая моим поцелуям
Пряный мускусный зной,
Ароматы страннее духов,
И, как будто вели
Моё сердце тело, волнуя,
В глубину, за собой
В мир пока не приснившихся снов.
Я ещё не привык,
И надеюсь, что я не привыкну,
Чтоб всегда в первый раз
Видеть это соцветье в цвету
Чтобы робкий язык
Находил только новую рифму,
Чтоб туманился глаз,
Отражая твою красоту.
Билась жилка в виске,
Ощущая такую же жилку,
Что сквозь мрамор бедра
Телеграфила слово «люблю»,
И в любовном легке
Слышал херес в зелёной бутылке,
Как не видя преград
Я любовь твою радостно пью.
Пусть немеет язык,
Ставший вдруг для меня иностранным,
И, потом, как немой,
Руки в помощь себе призовёт,
Я ещё не привык
К этим звукам чарующе странным,
Я стремлюсь, как домой
В бездну страсти, которая ждёт.
Оказалось в ту ночь:
Мы с тобою почти не знакомы,
Я увидел её,
Снизу – вверх, как на небо глядя.
Да пошли они прочь,
Все приличья и жизни законы,
Это море - моё
Ощущал я, ещё не войдя.
Киммерийская ночь,
Не на шутку взбесились цикады,
Всё похоже на сон,
Я ныряю до самого дна,
Я не мог превозмочь
Ощущения: это – Эллада,
Я – усталый Язон,
А руно золотое – она.
Как ракушчатый туф,
Остывая от солнца дневного,
Приходила в себя
После ласки твоя красота,
Спал усталый Гурзуф,
И твоей красотой лепестковой,
Струны звёзд теребя,
Наполнялась моя пустота.

[dawg]

Пра институтку (ф падержку конкурса)
Автор: Mighty Daemon
[ принято к публикации 01-02-2007 00:08 | Сантехник Фаллопий ]


Мадам, не вас ли вот намедни

Имел я счастье отыметь,

Месье, оставьте ваши бредни,

Как я могла вас захотеть?

Мадам, позвольте, помню формы

И ваш неповторимый стан,

Месье, вы выдумщик бесспорно,

И даже больше – хулиган!

Мадам, раз вспоминать вам больно,

Быть может, трахнемся опять?

Месье, вы мыслите фривольно,

Я – институтка, а не б***ь!

Мадам, за прямоту простите,

Хочу вас в жопу отыметь,

Месье, меня вы извините,

Моей вам жопы не видать!

Мадам, я «Мурку» на рояле

За час утех могу сыграть,

Месье, вы так бы и сказали,

Готова за искусство дать.

Так, за высокое искусство,

А не за шмотки от кутюр

Дарили раньше бабы чувство,

Был полон мир прекрасных дур.



В коментариях тоже жгут :)

Какащенко

Ушло то время в книги,в тени.

Мир стал другой- не изменить!

Да будь в поэзии хоть гений.

За баб приходится платить!


tima606

Добавлю-дуры измельчали-

Лишь поступив в свой институт,

Забыв о правилах морали,

За банку БАЛТИКИ дают.

[dawg]

Вот это мне понравилось, правда в какой то момент показалось, что где то я это уже читал. :) Может просто показалось?

Досчитать до ста
Автор: Доктор Просекос
[ принято к публикации 15-01-2007 22:24 | Спиди-гонщик ]


Чего, спрашивается, я повелся на эту авантюру? Все потому, что Он меня никогда не обманывал. Все, сказанное Им, рано или поздно оказывалось правдой. Вот и сейчас Он, затягиваясь своим ароматическим табаком, кропотливо забитым в антикварную трубку, произнес:
- А ты попробуй досчитай до ста.
- Досчитаю. И что?
- Увидишь, что будет.

До этого у нас шла дискуссия на тему, что такое внимание. Он сказал, что внимание это энергия.

- Знаешь, мне прикольно с тобой разговаривать, но твоя метафизика меня немного подзадрала, если честно.
- Ну?
- Сейчас ты скажешь, что если я пристроюсь за каким-нибудь прохожим и буду идти за ним, глядя в затылок, не спуская с него глаз, то часа через три он все же обернется и увидит меня, да? – я пытался придать своим интонациям как можно более ехидные оттенки.
- Ни в коем случае! То, что внимание - это энергия, причем самая материальная, я могу объяснить более примитивно.
- Ладно, валяй. А сможешь уложиться в три предложения?
- Окей. Всего три предложения. Итак, как бескомпромиссный работник рекламной сферы ты прекрасно знаешь, что тебе необходимо привлечь к той или иной продукции внимание как можно большего количества телевтыкателей. Первое предложение. Ты придумываешь хитроумные ходы, напрягаешь весь своей «криатифф», рожаешь соответствующий продукт, запускаешь его по «ящику». Второе предложение. Люди смотрят это дело, потом бегут в магазин за прорекламированной тобой шнягой, дают продавцу или производителю бабки…
- А-а, хочешь сказать, что бабки – это энергия. Снова метафизика? Я же просил.
- Ты перебил, поэтому я в три предложения не уложился. Беру для своего объяснения четвертое. Короче, тот, кто толкает тебе товар, берет у тебя бабки, а потом идет и… покупает на них электроэнергию.

…Он затягивался трубкой, Он всегда делал это так, будто глотал из нее спокойствие. Начало затяжки было всегда судорожным, но по мере наполнения легких дымом его лицо расслаблялось, глаза умиротворялись. Меня осенило от безупречности Его логики. А сейчас вспомнились Его слова «Вот увидишь, что будет», сказанные им по другому поводу.

Тогда Он предложил другой эксперимент. Надо было остаться в комнате в полном одиночестве, отключить телефоны, закрыть шторы, сесть удобно в кресле и спросить себя вслух: «Что я сейчас делаю?» И тут же себе ответить: «Сижу в кресле и спрашиваю себя, что я сейчас делаю и тут же отвечаю себе на этот вопрос». «Повтори так тридцать раз. Увидишь, что будет». Я принялся проделывать эту процедуру… такого кайфа от парения мысли мне никогда пережить не удавалось.

- Считать до ста надо не абы как, - говорил сейчас Он. - Это нужно делать вдумчиво, нужно постоянно держать в голове счет, понимаешь. Нельзя сбиваться на другие мысли. Если чувствуешь, что внимание куда-то утекло от главной темы, верни его к счету и начни все заново. Считай так, будто, кроме этого счета ничего нет. Лучше представлять себе цифры на электронном табло. Электронное табло представить можешь?
- Ага.
- Ну, вот и прекрасно.
- Так что будет?
- Увидишь, что будет.

Он оставил меня дома наедине со своими мыслями. Я закрыл глаза:
«Раз, два, три…», - в голове включился электронный счетчик. Процесс шел легче, чем казалось с начала.

Преодолевая первую десятку, мозг успел отчитаться о хорошо проделанной работе. Концентрация была достаточно высокой, да, красные цифры одна за другой сменяли друг друга на обратной стороне век. Однако на цифре 13, а может, 14 или даже 15, со мной произошел легкий конфуз. В голове шевельнулась мысль: «А перед кем это отчитывается мой мозг о проделанной работе?» Перед Ним? Или перед собой. Если перед собой, то мое сознание разделено надвое, и одна часть его оправдывается перед другой. За что, спрашивается? И кто это сейчас обо всем этом думает? Третья часть сознания? «18…18…18»

Вот блин, а я, кажется, отвлекся. Ладно, начинаем эксперимент заново.
«Раз, два, три…» Отлично. Сейчас я легко преодолел второй десяток, оставалось еще примерно три четверти пути, но я был бодр и полон желания довести свой эксперимент до конца. Впрочем, мой ли это был эксперимент? Ну, подошел ко мне Он, ну, мы разговорились… Нет, в первый раз мы разговорились года еще три назад, но это не имеет никакого значения… В общем Он попросил досчитать меня до ста. Точнее говоря, мы как бы заключили пари.. Нет, не было никакого пари ни с каким другим человеком… Но что-то напоминающее пари было? Было! И это было пари с самим собой! А Он? А Он был посредником между одной моей частью – тем, человеком, что еще не начинал считать, и второй частью меня, тем, кто сейчас рьяно отсчитывает эти цифры. Хорошо, не было бы Его, был бы кто-то другой. Или это самое предложение, предложение досчитать до ста, я получил бы из иных источников, например, прочитал бы где-нибудь в Интернете или на заборе...

Вот это я загнул! Загнул и улетел. Сколько там натикало? «27»? «35»?... Опять заново? На «Раз, два, три рассчитайсь!» Вспомнил детскую игру. Там нужно было бросать кубик и двигать фишки по числам – от одного до ста. Дойти до финиша было не так легко: остановка на некоторых цифрах грозила пропуском хода, с некоторых можно было слететь до самых единиц. Бывало, я нередко приходил к концу первым… Наученный опытом, я сейчас думаю обо всем этом тихонько, где-то одной десятой частью… ну, ладно, одной седьмой частью своего сознания. Вспоминаю игру детства, как говорится, на полшишечки. Если кто-то и следит за мной, то видит на моем лице блаженную улыбку. Я могу спокойно считать, представляя огненно-красные цифры и немного думать о своем. «Шесть три, шестьдесят четыре, шестьдесят пять, шестьдесят шесть - как хорошо идет! - (где тут можно слова «хорошо идет» написать тонкими-тонкими, еле видимыми буквами?), шестьдесят семь – да! Шестьдесят восемь, шестьдесят девять!»……………. Пропасть, в которую я лечу, почему-то темно-синего цвета. Что этом мире такого темно-синего цвета, что он так сильно бьет в голову на цифре «69»?

У нас никогда не было романтических прелюдий, она сразу просовывала мне руку в штаны, потом расстегивала ширинку. Вера становилась на колени начинала долго-долго рассматривать мой член, который, конечно, не мог оставаться равнодушным к такого рода вниманию. Вот, кстати, когда можно было уверовать, что внимание это энергия. Самыми жаркими были упражнения в позе «Мужчина сзади, женщина, упершись локтями в подоконник смотрит в ночное небо». Цифра же «69» была в наших отношениях самой асексуальной. Я помню, как мы почти каждое утро просыпались в ней, и редко припоминаю, как в ней засыпали. Это я говорю о своей последней подруге, той, с которой просуществовал два года, что было рекордом для моих непостоянных отношениях с женщинами. Самое приятное в них было то, что когда мы расставались, моя душа не болела, так как, собственно, душу друг в друга мы и не вкладывали. Конечно, секс был первоклассный, но секс, к счастью, не болит, когда всего лишаешься…

Ой, блин! Снова улетел. Сразу не подумал, а ведь мне надо было внутренне подготовиться к приближению столь сильной цифры. Ведь секс проникает в мысли чертовский легко. Ничего, это надо было пережить, зато больше такое не повторится.

Начинаю опять. «Раз…» Меня осенила мысль: а может, я в предыдущие разы не мог досчитать до ста от того, что начинал с этого слова, а считать надо было со слова «один»? «Один» или «раз»? Блин, надо было спросить у Него. Чего же я тогда тормознул? Да, когда Он мне предложил досчитать до ста, надо было задать один единственный вопрос: а с какой начинать цифры? Например, так. Он появляется из дымки.

Он (из дымки): А ты попробуй досчитай до ста.
Я (улыбаясь): Досчитаю. И что?
Он (из дымки): Увидишь, что будет.
Я (улыбаясь): А с какого цифро-слова начинать?
Он (из дымки): Ну, начни с цифро-слова «раз»…

«Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять… девяносто девять!!!» Сейчас будет сто! Тихо, тихо, не дергайтесь. Я подхожу к финишу на цыпочках. Вот она, моя вожделенная сотня. Сейчас я вопьюсь в нее поцелуем, запущу руку к груди, сброшу платье и повалю на пол. Нет, не так. Сегодня мне двенадцать, я сижу за праздничным столом, передо мной торт с дюжиной свечей. Я буду задувать их по одной. С пламенем последней немного поиграю. Сначала воздушной струей немного наклоню его в одну сторону, потом в другую, потом чуть к себе, и только после этого: «Фу-у!» В глазах немного потемнеет, а потом я буду пожинать плоды своего труда: в детстве ел бы торт, сейчас - «Увидишь, что будет». Интересно, что же там?..

Опять сорвалось! И все из-за этой единицы. Все же надо было начинать с цифро-слова «один». Да, надо было стартовать с «один». Это точно, и на это указывает тот факт, что я снова отброшен в начало счета. И вот главное свидетельство этого: если бы я сразу начал считать со слова один, то и не вспомнил бы о нем. А раз вспомнил, значит, слово жгло, не хотело меня отпускать. Как же я закрою счет, в основе которого лежит неправильное слово – слово «раз». Видите, какое оно жалкое, завалившееся на бок. «Раз». Нет, может, и ничего так слово – я даже чувствую, что явного зла в себе не таит, но для такого важного дела оно какое-то слишком уж наивное, неполовозрелое, мальчишеское, что ли. Уж Он точно не одобрит такой халтуры. Кстати, теперь я понял, что это был совершенно обычный материальный человек, а никакое не воплощение меня самого, вы уж простите, там, в начале счета, я был немного не в себе, но сейчас все в прошлом.

Итак, «один»! «Один, два! Один, два!»… Открываю глаза: что делают мои руки? Они как исправные механизмы работают веслами. «Один, два!» Офигеть: я на галере. Мою спину сжирает солнце, я страшно хочу пить, но я вынужден грести. Я готов ударить веслом надсмотрщика, чтобы он, не задумываясь, скормил меня акулам. Но не могу даже приподняться, так как прикован и могу видеть слева только его ноги, справа - море до самого горизонта. Кто меня сюда затащил, и кто прекратит эту пытку?

- Это тоже своего рода достопримечательность нашего города. Местный Биг-бен, - говорила экскурсовод перед группой туристов, показывая на электронное табло с ядовито-красными цифрами. – Самые большие часы страны находятся на высоте двадцать семь метров, появились они в тысяча девятьсот восьмидесятом году. На каждой из четырех сторон часов находится по восемнадцать тысяч лампочек. Ширина табло семь метров двадцать сантиметров, высота – четыре тридцать.

- Интересно, есть ли у этих часов душа, - спросила одна туристка свою подругу, запрокидывая голову вверх.
- Мы работаем над этим, - неожиданно ответил проходивший мимо мужчина и выпустил изо рта порцию розового дыма.

[dawg]

Пазитивно :)))

Тёмная Башня (сага)
Автор: МешокНоктей
[ принято к публикации 01-02-2007 17:58 | Бывалый ]


«Я курю не ртом, тот, кто курит ртом, забыл лицо своего отца. Я курю сердцем.»
Главная Заповедь Следопыта

Чорный Человек пытался укрыться в Лесу, а Следопыт преследовал его.
Лес был огромным. Он раскинулся на многие тысячи миль и не имел ни начала ни, тем более, конца. Лес был бесконечен. Следопыт тщетно старался вспомнить момент когда он очутился в Лесу. Он попросту ничего не помнил. Предыдущая жизнь (до Леса) Следопыта не оставила практически никаких следов в его памяти – только картинки, как в калейдоскопе, сменяли друг-друга: вот - Следопыт на кухне своего Барыги в Бутово(что это?!, где это?!). Вот - он курит Траву. Вот – Следопыт ползает на карачках от смеха, и, роняя слюни на пол, хрипит «Чорный Чччеловек.Гыыыыыыыыыы!!! »
«Зачем он преследует Чорного Человека? Кто такой этот Чорный Человек?»

Лаврентий (так звали Следопыта) окончательно выбился из сил и попросту зае***ся.
«Хер я его догоню походу!» - подумал Следопыт – «Прыткий, гаденыш! Чешет, блин, и чешет…»
Он сел на пень, отдышался и в очередной раз заорал:
- Чооорный!!! Чоооорный!!!!
Эхо заметалось по лесу.
- Пошол на хер! – принесся издалека отклик Чорного Человека
«Гнида, блин, отвратительная…» - уже без злобы подумал Лаврентий – « Догоню гада и сразу ему, блин, в грызло вдарю за такую херню! С ноги»
Лаврентий достал свою трубочку( сделанную из антенны для телека), накрошыл в неё немного гаша и сладко затянулся. Полегчало. Полегчало настолько, что когда к Лаврентию подошол какойто Заец и поинтересовался который час Следопыт даже не удивился:
- Иди нахер, а… - сказал Лаврентий – нету у меня чясов.
Заец брезгливо фыркнул:
- Нет чясов?!
- Нету
- А как же ты время узнаёшь?
- На мобильнике время показывают. Нахер мне чясы?!
Заец посмотрел на Лаврентия совсем уж брезгливо:
- Ну так посмотри на мобильнике-то...
«Какой надоедливый заец…» - подумал Лаврентий – «ушы ему штоли надрать?», а вслух сказал :
- А мобильника у меня с сабой нету! И на время мне похер! И с зайцами я не разговариваю, потому что не вижу в них собеседников достойных. Слыханное ли дело – с зайцами общацца, ёпта?! И какая тебе разница который щяс час?! Ты жэ З А Е Ц!!! Нахер тебе время нужно, если дажэ мне, вершине эволюции Ч Е Л О В Е К У, насрать каторый щяс чяс?!
И вообще – какого ты до меня докопался, гандон ушастый, не видишь штоли, что человек отдыхает себе спокойно?
Лаврентий вскочил с пня и схватил зайца за ушы
-Ухи, ухи,ухи… - жалобно заскулил заец
-Чо, абассался, ушастый?! – Лаврентий упивался беспомощностью жертвы
-Не бей, пожалуйста, меня, Следопыт! Я чо? Я ничо, я просто чясы тут нашол - хныкал заец – хател тебе отдать… Мне то они нахера? Я ведь заец… Мне чясы не нужны. Нахер мне часы?
-Тото же…
Следопыт отпустил зайца, забрал у него чясы (на чясах была надпись – «Турбийон inside») и продолжил преследование Чорного Человека.
Заец не отставал.
- А чо ты делаешь в Лесу Следопыт?
- Чорного Человека преследую.
- А нафига?
« Интересный, блин, вопрос…» - подумал Лаврентий. – «А в натуре – нахер он мне сдался?»
-Надо. – солидно отрезал Следопыт
-Ааааа… - по всей видимости заец удовлетворился ответом – надрать уши ему хочешь штоли?
-Может и надрать, а чо?
Заец забежал вперёд.
-Может ненадо?
Лаврентий посмотрел на зайца угрожающе:
-Чо не надо?
-Ну,это… Драть ево не надо может,а?
-Слушай, - вздохнул Лаврентий – как тебя зовут?
-Жора
-Слушай, Жора, а ты чо то против имеешь?
- Ну… Нет канечно. Я за. Всеми лапами. Да вот… Уш больно он пацан правильный – за что ево драть?
Следопыт смутился:
- Отлезь, гнида…
И пошол дальше. Заец, однако, не отставал.
Спустя несколько часов преследования, Следопыт упёрся в притропиночный камень, после которого тропинка расходилась в разные стороны. На камне было высечено:
« АХТУНГ!!! ВНИМАНЕЕ!!! АТТЕНШН!!! Пойдёш прямо – люлей отгребешь. Направо – тоже отгребешь. Налево – аналогично. Поэтому, обмудок, разворачивайся и вали отсюдова нахер!» И подпись – Чорный Человек.
- Куда пойдёшь? - ухмыльнулся заец
Следопыт был не робкого десятка, но после таково предупреждения слехка задумался…

(продолжение будет, если надо)

Тёмная башня(сага) 2-й кусок
Автор: МешокНоктей
[ принято к публикации 02-02-2007 12:06 | Спиди-гонщик ]


«Я не убиваюсь воткой, тот кто убивается водкой, забыл лицо своего отца. Я убиваюсь Травой.»
Вторая Заповедь Следопыта

…А задумацца было о чём.
Люлей получать не хотелось при любом раскладе, а вариант остался только один – назад идти.
«Стока уже протопал и отступицца?!»- думал Следопыт – «Да ни в жизнь!!!»
- Ну чо решыл, Следопыт? – ухмыльнулся заец – Варианты устраивают?
Лаврентий уселся, привалившись спиной к камню.
- Давай лучше покурим и подумаем слехка.
Лаврентий достал касяк и они покурили, че уш тут. Пара напасов не более.
-Вот,скажи, мне ….
-Жора. – подсказал Заец
-Да. Вот, скажи, мне, Жора… Гыыыыыыыыыы. Заец - Жора! Гыыыыыыыыы! Я валяюсь!ыыыыхахахахахха. Жора, блин!!!!!!!!!!Гыыыыыыыы!
Заец насупился:
-А чо смешнова-то? Ну Жора, да. Григорий то есть.
-Грегорий?!!!! – Лаврентий выпал минут на пятнадцать. Отсмеявшись, Следопыт протянул руку Зайцу – А меня Лаврентий зовут.
Теперь настала очередь зайца. Он катался по земле, ржал, натягивая ушы на морду и жалобно скулил, подвывая от невозможности остановиться.
Лаврентию пришлось применить физическую силу в виде пинка, ибо не престало жывотному сраному над Следопытом смеяцца!
Встряхнуф зайца за ушы, Следопыт окончательно привёл красноглазого Жору в чуйства:
- Ищо рас заржош и …
- Я фсё понял и раскаиваюсь, Следопыт.
-То-то жэ.
Следопыт задумался, но мысли путались и он решыл некоторое время не думать. Тем более захотелось похавать. Он посмотрел на Григория:
- А есть чо заточить, кстати?
- Хорошая мысль, Следопыт! Я сейчас. – Заец сорвался с места и петляя скрылса в Лесу
Лаврентий снова посмотрел на камень.
« Ну чо за херня, внатуре? Блин, и в сказках вечно одно и то жэ. «Направо пайдёшь – коня потеряешь» – стайл. Нет бы напесать, что нить абнадёжывающее. Скоты,блин!!!» - думал Следопыт
- Ты каво скотом назвал, чепушыло ситцэвое?! – раздалось басом
«Ох ты, блин, вслух штоли подумал?!» – судорожно подумал Лаврентий и обернулся.
Напротив него, с оооосень грозным видом стоял Медведь, как бы невзначай, поигрывая бейсбольной битой.
-Превед, Медвед! – выдавил Следопыт.
Медведь посмотрел на притропиночный камень и глубокомысленно изрёк:
-Никуда не ходи. Щяс прям здесь люлей получишь. Не парься.
Лаврентий попятился. Вариантов было два: первый вариант – смытцо. Второй – тожэ смытцо, тока бежать ещо быстрее, чем в первом варианте.
-Даже не думай, что смоешься. – сказал Медведь и сунул под нос Слеопыту огромный кулак– Из этих магучих лап ищо никто не уходил. Гыгыгы.
Лаврентий побелел.
-Саичька за испуг! – вдрук засмеялся Медведь и залепил Следопыту саичьку – обосрался, Следопыт?!Бугогаааааа!!!
-Вроде,нет.
-Успееш ищо. И не раз.Гыгыыыы – У Медведя было явно хорошее расположение духа.

(продолжение следует)